Вскочив с кресла, он стремительно ходит взад и вперед по кабинету, яростный взгляд его словно пронзает стены. Его одолевает жажда выговориться, он выбегает в коридор в поисках человека, которому мог бы излить душу, распахивает дверь в кабинет асессора Штайна.

— Штайн! Асессор! Эй!

Молчание. Тишина.

Он поворачивает обратно, и из коридора видит, как на лестничной клетке вдруг зажегся свет. Послышались голоса.

Одним прыжком Гарайс оказывается у себя в кабинете и наблюдает сквозь дверную щель.

По коридору приближаются три фигуры.

Гарайс осторожно прикрывает дверь. Быстро идет к креслу. Сует приказ с конвертом в карман пиджака. Вооружившись гигантским карандашом, кладет перед собой на стол чистую бумагу. Вокруг три-четыре раскрытых книги. Услышав стук в дверь, спокойно отзывается:

— Войдите.

Даже сигара горит теперь как следует.

9

Входят трое — его старые, дорогие товарищи: член муниципалитета Гайер, секретарь городской партийной организации СДПГ Нотман, и наконец — важная птица из Штеттина, депутат рейхстага Кофка.

Входят осторожно, и, судя по взглядам, которые товарищи бросают на него, они не столь уже уверены в победе, как им хотелось бы.

— Очень мило, что зашли, — вежливо говорит Гарайс. — Решили вытащить старую рабочую клячу из-за стола? — Не возражаю. Выпьем пивка в «Тухере».

От него не ускользает, как они вздрагивают при мысли, что им придется сегодня публично сидеть в компании с ним в ресторане, и он ухмыляется.

— Нет, товарищ Гарайс, — говорит депутат Кофка, — нам сейчас не до пива, да и рассиживать с тобой в пивнушке у нас тоже нет настроения. Вот если угостишь сигарой, не откажемся.

Протягивая сигары, бургомистр небрежно замечает:

— А у тебя цветущий вид, Кофка. Берлинская говорильня пошла тебе на пользу.

— Но ты, дорогой товарищ, — угрюмо отвечает ему депутат, — уже постарался, чтобы здоровьишка моего поубавилось. Сегодня утречком я побывал в вашем прелестном гимнастическом зале, посмотрел, какие эффектные трюки ты выкидываешь перед судьями, просто залюбоваться можно!

— Ты находишь? — хладнокровно возражает бургомистр. — Тебе, Кофка, разумеется, никогда не случалось забыть про какое-нибудь письмо, а потом сделать вид, будто давно на него ответил?

— Речь не обо мне, — раздражается депутат, — и не о том, что я делал, а чего не делал. Речь идет о том, что натворил ты. А нагородил ты черт знает что и опозорил партию.

— Мне кажется, — бургомистр задумчиво разглядывает кончик сигары, — что здесь мой служебный кабинет. И каждый, кто не желает вести себя прилично, вылетит отсюда кувырком.

— Это ты умеешь, — отвечает Кофка не менее хладнокровно. — И физически и морально ты на это способен. Спрашивается только, поможет ли это делу. Все-таки сегодня тебя чуть не обвинили в лжеприсяге по небрежности, — или как там говорят юристы, — в конце концов ведь от нас троих зависит, не обернется ли для тебя сия небрежность привлечением к суду за лжеприсягу, если мы пожелаем заметить уголок секретного приказа, что торчит из твоего кармана.