Бургомистру подали крестьянский завтрак сказочного объема.

Денег с него не взяли. Там стояла копилка для пожертвований в пользу общества по спасению потерпевших кораблекрушение, и Гарайс бросил в щель свою лепту, оценив завтрак плюс пиво в две марки. У хозяина был при этом такой вид, словно он никогда не простит этого завтрака жертвам кораблекрушения.

Выйдя из трактира, Гарайс заметил, что сделал себе хорошую рекламу: для дождливого октябрьского дня улица была на удивление многолюдной. Он стал высматривать кого-либо из знакомых крестьян, но в Дюльмене на таковых ему не повезло. Он шел мимо сельчан, пристально вглядываясь в них; там, где группа была побольше, он громко прокашливался и внятным голосом произносил: «День добрый».

В третьей, а может, в четвертой деревне Гарайс наконец встретил знакомую личность. Имя крестьянина он позабыл, но хорошо помнил случай, который познакомил их.

На выставке в Альтхольме была премирована хрюшка с выводком поросят; премию — тонну мергеля — учредила одна фабрика. В дальнейшем, однако, фабрика всячески задерживала поставку, и Гарайс подал жалобу. Было назначено слушание дела, кажется, Штайн ходил в суд, во всяком случае, бургомистр уже не помнил, чем все кончилось.

И вот он направляется к этому крестьянину, стоящему с тремя односельчанами.

— Ну как, папаша, мергель завезли?

— На прошлой неделе, — отвечает крестьянин. — Это ж срам, сколько времени волынку тянули.

— Вот так поступают с нами фабриканты, — говорит бургомистр. — Но мы оказались умнее, перехитрили их.

— Вы-то уж, понятно, умнее. Это мы, крестьяне, кажный раз в дураках остаемся.

— Почему? Разве мергель не годится?

— Мергель-то годный, зато вы, альтхольмцы…

— Мил человек, газеты вы читаете?

— Когда время есть…

— Теперь самое время. Значит, вы читаете «Бауэрншафт». Сейчас пишут о процессе. Ну и что вы об этом думаете?

— Чего тут думать, господин бургомистр, все валют на нас, и выходит, опять наших посадют. А вот ваш Фрерксен, который затеял всю катавасию, он выскочит.

— Кристан, или как тебя зовут…

— Брун, — отвечает крестьянин.

— Слушай, Брун, а у тебя никогда не бывало катавасии? Скажем, вспахал по сырой земле или скосил прежде времени?

— Случалось, бургомистр.

— И выходило тебе это боком. Вся земля в комьях, или рожь проросла. А?

— Частенько случалось, бургомистр.

— А твой сосед, как его зовут? Хармс? Так вот, у Хармса тоже случалась промашка…

— Да, бывало такое.

— И несмотря на это пашня у него была ровная, без комков, а рожь посуше и чище, чем у тебя?

Хармс протестует: — Не, бургомистр, так не…

На что остальные: — Прав он, чего там. У тебя пасха с троицей на один день приходятся, только к рождеству и поспеваешь.

— Вот видите, — заключает бургомистр. — Когда везет, когда нет. Фрерксен хоть и вспахал на этот раз по сырости, а дела у него блестящи, вы же сделал все как полагается и сидите в дерьме.

Крестьяне флегматично на него смотрят, как на слона.

— Ну, а поскольку вы верите в бога, по крайней мере, так говорите вашему пастору, — я-то считаю всех вас грешными безбожниками, — значит, раз уж у вас есть милый боженька, то придется вам утешиться тем, что Фрерксену господь бог воздаст по заслугам, если не на земле, то на Страшном суде. Но одного я не могу понять: почему в наказание за грехи бонз вы должны продавать по дешевке яйца и масло?

— Бургомистр, — говорит высокий, мрачного вида крестьянин.