|
А чуть профланируй подалее, и увидишь в витрине прекрасный гроб, весь в лакомых завитушках, словно праздничный торт с цукатами; при виде этого совершенства прохожий невольно загрустит о блаженстве смертных и скудости живущих. Гроб расположен под вывеской "Одесская контора похоронных процессий". Каким фертом одесситы умудрились монополизировать отправку на тот свет владивостокских покойников - об этом надо спрашивать не здесь, а у пижонов на Дерибасовской... В богатом доме на Алеутской господа Парчевские снимали второй этаж; при входе висела доска с крупной надписью: "Д-ръ Ф. О. ПАРЧЕВСКИЙ", ниже мелкими буквами: "Женские болезни, тайна визита сохраняется", а внизу доски совсем мизерно: "Плата по соглашению". Наивный мичман Панафидин не сразу сообразил, что Парчевские разбогатели от тех несчастий, что иногда случаются с женщинами... Ладно! Он был поглощен предстоящим концертом. По субботам в городе трудно перехватить свободного извозчика, и потому от самой пристани тащил виолончель на себе. На повороте какой-то юркий старик спросил его: - Случайно, не продаете? Могу и купить. - Нет, не продаю. Сам играю... Его утешала лучезарная мысль, что в квартете Боккерини есть одно место, где виолончели отведена заглавная партия, и он надеялся выстрадать на струнах такое пылкое пиццикато, которое не может не оценить прекрасная дочь гинеколога. Может, именно сегодня она ему наконец-то скажет: "Я так благодарна вам. Почему вы приходите только по субботам?.." Двери мичману открыла сама она, и по торопливости, с какой ее шаги отозвались на его звонок, любой опытный мужчина сразу бы догадался, что Вия кого-то ожидала. - Ах, это вы... - протянула она разочарованно и тут же, обратясь в глубину квартиры, крикнула: - Папа, это опять к тебе! Тут еще один игрец пришел... Слово "игрец" повергло мичмана в бездну отчаяния, но он еще не терял надежды на свое пиццикато. А пройти в "абажурную", где собирались любители музыки, предстояло через обширную залу, занимаемую посторонними. Кажется, их влекла сюда не музыка, а лишь насущный вопрос о приданом за Виечкой Парчевской. Появление мичмана с громадным футляром "гварнери" вызвало среди женихов всеобщее оживление. - Нет уж, - заговорили они, - если бог накажет талантом к музыке, так лучше играть на флейте... она легче! Страдая от унижения, Сережа протиснулся в "абажурную": - Добрый вечер, дамы и господа. Я не опоздал? Домашне-семейное музицирование было тогда чрезвычайно модным, но сам господин Парчевский, очевидно, выжидал от музыки Вивальди и Боккерини каких-то иных результатов. Панафидин явился в ту минуту, когда почтовый чиновник Гусев, старожил Владивостока, рассказывал каперангу Трусову: - Здесь, наверное, и помру. Я ведь покинул Петербург так давно, когда водопровод столицы еще не имел фильтров и по трубам весною перекачивали прямо на кухню свежую невскую корюшку. Они в раковину - прыг-прыг, хватай - и на сковородку! А здесь во Владивостоке, - говорил Гусев, - я вот этими руками пять колодцев откопал. Пять колодцев и две могилы - для своих жен. Вот мое последнее утешение в жизни! - И старик ласково гладил обтерханные бока плохонькой скрипочки, купленной по дешевке на базаре... Полковник Сергеев, служащий в интендантстве, строго поучал Панафидина, чтобы тот не сбился в такте: - А после моего смычка последует ваше пиццикато... Среди слушателей была сегодня жена каперанга Трусова, с материнским сожалением глядевшая на Панафидина: - Смотрю на вас, а думаю о своем сыне. |
