|
Пять колодцев и две могилы - для своих жен. Вот мое последнее утешение в жизни! - И старик ласково гладил обтерханные бока плохонькой скрипочки, купленной по дешевке на базаре... Полковник Сергеев, служащий в интендантстве, строго поучал Панафидина, чтобы тот не сбился в такте: - А после моего смычка последует ваше пиццикато... Среди слушателей была сегодня жена каперанга Трусова, с материнским сожалением глядевшая на Панафидина: - Смотрю на вас, а думаю о своем сыне. Вы очень похожи. Он тоже мичманом... на броненосцах в Порт-Артуре. Только б не было войны, - договорила женщина со вздохом. Виолончель ближе всего к звучанию человеческого голоса, и Панафидину казалось, что в музыке он сегодня выразит все, чего не может сказать словами. Мичман отыскал опору для "шпиля" инструмента, разминая руку, прошелся смычком вдоль всего музыкального грифа. Плохо, что Виечка не сидит рядом; из соседних комнат доносилось бодрое здоровое ржание кавалеров, слышался ее ангельский голосок: - Нет, это невозможно, господа! Вы меня смутили. Я об этом много слышала, но, клянусь, еще никогда не видела... ("О господи! Что они ей там показывают?..") Исполнители утвердили свои ноты на шатких пультах. Интендант с мрачным видом исполнил бодрое интермеццо, резко оборвав его, и почти злодейски воззрился на старого бедняка Гусева, который подхватил прерванную мелодию, повел ее вдаль за своей горькой судьбиной - душевно, чисто и свято. Концерт начался. Панафидин, весь в предчувствии своего триумфа, шевелил пальцами, примеряя их к сердечному надрыву на струнах. Тут раздался звонок с лестницы, и было слышно, как простучали каблучки Вии; из прихожей - знакомый голос: - А чем я виноват, если не мог поймать извозчика? ("Голос мичмана Житецкого... и он здесь. О боже!") Альт интенданта Сергеева уже выводил нежную кантилену. А через двери вмешивался уверенный тенорок Житецкого: - Не для мира нас, господа, готовили! Когда же еще, как не на войне, нам, юным офицерам, делать карьеру?.. Это вывело Трусова из себя, он сделал замечание: - Житецкий, не ради вас тут собрались... потише! Чувство злости, рожденной от ревности (и даже зависти), опустошило душу, и Панафидин даже не заметил, когда замолк альт в руках интенданта, а Гусев толкнул его под локоть: - Где же ваше пиццикато, мичман? Проспали? Сергеев готов был загрызть его за оплошность: - Так нельзя относиться к серьезной классике! Если уж мы собираемся здесь раз в неделю, так совсем не для того, чтобы господин мичман мух ноздрями ловил... Трусов, сложив руки на эфесе сабли, сидел спокойно: - Ну ладно. Бывает. Можно и повторить... не так ли? Кое-как доиграли концерт Боккерини, и Франц Осипович Парчевский, явно радуясь паузе, стал хлопать в ладоши: - Дамы и господа, прошу, прошу, прошу... перекусим, что бог послал. Виечка! - позвал он дочь. - Где же твои кавалеры? Господа, господа, - призывал он, - всех прошу к столу... Мимо поникшего от стыда Панафидина мичман Игорь Житецкий, явно торжествуя, проводил в гостиную очаровательную Вию, которая даже не глянула в сторону "игреца" из папенькиного квартета. Сергей Николаевич защелкнул замки на футляре и удалился. К счастью, от Державинской улицы как раз заворачивал свободный извозчик, и мичман вскинул на сиденье коляски своего драгоценного "гварнери": - Гони! Прямо на пристань. |
