Разозлилась на себя, — какого черта ее волнует, что с ним и где он сейчас? Ему двадцать пять лет, уже не мальчик и прекрасно сможет о себе позаботиться! Потом разозлилась и на него тоже, — какого черта он не предупредил ее, где сейчас находится и когда вернется? А затем… разве имеет она права требовать от него подобного, после того как сама так пренебрегла его беспокойством?

Застонав, уронила голову на руки и зажмурилась, злясь на себя. Кто из них эгоист, так это он!

Переодевшись в пижаму, купленную Антоном, Даша направилась на кухню, чтобы выпить молока.

Настенные часы в гостиной уныло и хладнокровно тикали, раздражая ее своим тиканьем.

Двенадцать сорок пять. Многоуважаемого опекуна еще не было.

Поджав губы и бросив быстрый взгляд в сторону входной двери, девушка поспешила на кухню. Зажгла свет и… увидела ее. Свою записку, валявшуюся в углу. Смял, выбросил, негодовал. Даша стояла в дверях как вкопанная, не в силах пошевелиться. Сердце забилось с удвоенной силой, а виски разрывало от гула. И почему так душно, так мало воздуха, она задыхается!.. Сделала нетвердый, неуверенный шаг вперед и…

Скрежет открываемого замка привел ее в чувство, Даша дернулась, боясь пошевелиться. Но, взяла себя в руки, быстро опомнилась и, кинувшись к полке, схватила стакан, поставила его на стол в тот момент, когда в комнату вошел Антон. Расслабленный, успокоившийся, не злой, но… уставший. Она это сразу отметила.

Даша полуобернулась к нему, глядя на него и не узнавая. Он это или не он? Другой. Какой-то другой...

— Не спишь? — сухо проронил мужчина и, не глядя на нее, прошел к кухонным полкам.

Наверное, он не ждал ответа, просто констатировал факт, но Даша всё же ответила, ощущая потребность объясниться.

— Я не могла заснуть, — призналась она тихо, глядя в его спину.

Антон что-то промычал, не поворачиваясь к ней лицом, подошел к холодильнику, достал из него пакет томатного сока и налил в стакан, продолжая молчать.

— Я хотела извиниться перед тобой, — выдавила, наконец, из себя девушка, сцепив руки.

И почему так стучит сердце? Она ведь ничего не сделала!

— Но я, действительно, думала, что ты… что записки будет достаточно! Я думала, ты прочтешь ее и не будешь волноваться, с Лесей и Пашей я в безопасности! Я не подумала, что этого будет… недостаточно.

Антон молчал. И молчание било по нервам. Выражение его лица говорило Даше об одном: он не желает об этом разговаривать. Брови сведены, губы скривились, показательно небрежная поза скрывает… что-то, очень ценное и важное, без чего не разгадать его истинных мыслей.

Даша стояла, почти не дыша, разглядывая его и ожидая ответ. Но Вересов, нахмурившись, молчал и пил сок мелкими глотками. И, когда она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, мужчина заговорил.

— Ясно. Ты подумала, — совершенно безэмоционально проронил он, по-прежнему так на нее и не взглянув, продолжая подпирать столешницу и пить мелкими глотками сок.

— Я звонила тебе, — вызывающе вздернув подбородок, сказала Даша. — Когда ты не ответил, я написала эту записку, чтобы сообщить, где нахожусь. Было бы лучше, чтобы я уехала, вообще ничего тебе не сказав?!

— Мне всё ясно, Даша, — сказал Антон, продолжая смотреть в пустоту. — Извини, что накричал на тебя. Иди спать.

Лучше бы он кричал на нее. Каким ужасным было его спокойствие, его… равнодушие! Оно било по нервам, оно почти убивало ее. Даша едва не задохнулась от обиды.

Она хотела возразить, но не знала, что именно может сказать, а потому молчаливо согласилась и вышла из кухни. И знала, что Антон продолжал там оставаться еще минут двадцать.

Сама же она, едва попав в свою комнату, легла в постель, но заснула только через несколько часов.