Не сбавляя темпа, троица скорым шагом прошла заполненный пациентами длинный коридор, остро провонявший хлоркой, и без стука вошла в кабинет хирурга Коржикова.
Павлин сидел со скорбным бледным лицом на покрытой ядовито-зеленой клеенкой кушетке и, как младенца, убаюкивал забинтованную руку с отсутствующим мизинцем. Увидев сотрудников уголовного розыска, вор настолько изумился, что его лицо непроизвольно вытянулось, а хитрые небольшие глазки, глубоко сидящие в глазницах, выкатились, словно у рака-отшельника, наружу.
– Вот так чудеса! – обрадованно воскликнул Орлов, сделав вид, что действительно изумлен случайной встречей с Павлином. – Какими судьбами?
– П-приболел, – запинаясь, едва смог выговорить перепуганный до обморочного состояния вор-рецидивист и сейчас же засобирался: – П-пойду я, у м-меня г-голова к-кружится от большой потери крови. Д-до с-свиданья, г-гражданин н-начальник.
Неожиданно Павлин проявил неприличную для своего болезненного вида прыть и шустро кинулся к дверям. Но на полпути его ловко перехватил Орлов, поймав за руку повыше локтя.
– Уймись, – сказал он жестко. – Чего ты скачешь, как кузнечик.
Неохотно подчиняясь чужой воле, Павлин с обреченным видом вернулся на место, бросая злобные взгляды на Орлова и его ребят, застывших у двери.
– Сиди и не рыпайся, – зловеще предупредил Орлов. – Иначе весь твой экзотический хвост выщиплю.
– А че случилось-то? – наконец обрел дар речи Павлин и стал притворяться, что никак не поймет причину такого грубого отношения к себе. – Чо за дела, гражданин начальник? Сижу такой весь трепетный от боли, ничего не делаю, и вдруг вы врываетесь и начинаете мне руки заламывать. Че за беспредел, начальник?
Холодные глаза Орлова неожиданно покрылись маслянистым налетом, словно он только что выиграл в лотерею сто тысяч рублей. Мягким ласковым голосом капитан проговорил:
– Колись, дурачок, кто это тебя так подрезал? Не сам же ты себя? Руки-то у тебя це-энные-е, ра-або-очие. Не таись, говори все как на духу, вроде как перед батюшкой исповедуешься. Ну?
– Никто меня не резал! – взвизгнул обиженный Павлин, по-петушиному вскинув голову с растрепанными волосами. Его дряблая фигура в светлом клетчатом пиджаке затряслась от негодования. – Говорю, сам, когда резал… фрукты.
– Да ты сам фрукт известный, – хохотнул беззлобно Орлов. – Так я тебе и поверил, страдальцу. Ты мне горбатого не лепи, а говори честно и откровенно, чтобы у меня не возникло желания тебя надолго отправить к «хозяину». – И с издевкой поинтересовался: – Вы, Александр Петрович, куда желаете: на Колыму, в Магадан или в Воркуту?
– Это насилие над личностью, – с гонором ответил вор-рецидивист. – И вы, гражданин начальник, ответите за это по всей строгости закона. Наш народный суд вас тоже не погладит по головке за такие противоправные действия против законопослушного человека.
– Это ты-то законопослушный? – рассмеялся Орлов. На его посветлевших глазах выступили слезы, он вытер их указательным и большим пальцами и сказал, изумленно качая головой: – Уморил ты меня, Сашок, своим народным юмором. Слов нет. Сразу видно, что у тебя от боли последние мозги бесповоротно испортились. А вот давай спорить, что через пять минут ты, Павлин, известный в городе вор-рецидивист, карманник и социально опасный элемент, который и существует-то только на то, что украдет у честного пролетария, будешь схвачен во время кражи за руку с поличным. Например, с кошельком всеми уважаемого нами доктора. Доктор, – обратился он к врачу Коржикову, смотрящему на представление широко раскрытыми от изумления и страха глазами через толстые стекла черных роговых очков, – дайте мне ваш бумажник, мы его сейчас одним движением руки переместим в карман проходимца Павликова, затем позовем из коридора понятых, их там полным-полно. |