И тут неожиданно из подворотни, где располагался детский сад, гремя пустыми алюминиевыми бидонами из-под молока, выехала телега, запряженная невзрачной лошадкой. Громко топая подковами, лошадка повернула в сторону уехавшего грузовика. Полусонный возница – заросший бородой дед в кургузом пиджачке с чужого плеча и беспечно сдвинутой на затылок старенькой кепке – не спеша свертывал цигарку, время от времени зорко поглядывая по сторонам.

– Иди, ну, – с видимой неохотой прикрикнул он на лошадь, слегка дернул одной рукой вожжи, почмокал для вида губами и принялся с бережливой осторожностью заправлять самокрутку махоркой.

Благодаря судьбу за неожиданную удачу, Журавлев с разбега ловко запрыгнул на телегу, вырвал у деда вожжи, поднял валявшийся в телеге кнут, раскрутил его над головой и с силой обрушил на исхудавший лошадиный круп.

– Но, пошла! – заорал он таким ужасным голосом, что лошадь на мгновенье замерла, а потом взбрыкнула и невольно прибавила ход. – Но-о! – вновь крикнул Илья и принялся неистово нахлестывать лошадь.

От неожиданной боли, которую лошадь, похоже, еще никогда не испытывала, она быстро перешла на рысь, а затем пошла в самый настоящий галоп, дробно выстукивая копытами частую дробь.

– Ты что, ошалел, оглашенный?! – придя в себя, заполошно закричал насмерть перепуганный дед. От неожиданности он выронил цигарку и теперь безнадежно елозил рукой по телеге, тщетно стараясь нащупать драгоценное курево.

– Молчи, дед! – громко ответил Илья. – Бандит уходит!

Филимонов, который в последний миг тоже успел запрыгнуть на задок телеги, уселся на корточки, чтобы не испачкать галифе. Держась руками за дощатые борта, запинаясь от тряски, он прерывистым, хриплым от волнения голосом пытался перекричать грохот колес:

– Жу-жу-журавлев… врял ли-ли мы его-го до-догоним!.. Только ло-лошадь запалим!

– Черта с два он от меня уйдет! – не оборачиваясь, лихо отвечал Илья и вновь хлестал лошадь, заставляя бежать ее из последних сил.

У лошади звучно екала селезенка, дед, бурый лицом от страха, Христом Богом молил оставить лошадь в покое:

– Сдохнет коняга – с меня семь шкур спустят!

– Не бойся, старик, – отвечал самоуверенно Журавлев, – я за все отвечу!

Он перехватил вожжи в одну руку, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух. И без того испуганная лошадь понеслась еще быстрее, вытягивая шею и загнанно хрипя.

Симпатяга, очевидно, понял, что милиционер от него просто так не отстанет. На повороте, где от основной улицы в сторону заброшенного парка уходили узкие кривые проулки, он на полном ходу соскочил с подножки и резво побежал к разросшимся кустам сирени, неловко прижимая к себе аккордеон.

Поравнявшись с поворотом, Журавлев тоже на полном скаку спрыгнул с телеги и побежал следом за бандитом. За ним, осторожно придерживаясь руками за городушки борта, слез Филимонов, по инерции пробежал несколько шагов за телегой и, поспешно оглядевшись, кинулся за лейтенантом.

Бежать с аккордеоном в обнимку было неудобно, но и бросать ценный музыкальный инструмент было жалко. Симпатяга все еще надеялся, что успеет скрыться в зарослях, прежде чем его догонит милиционер, тем более что до спасительных кустов оставалась самая малость. «Господи, помоги! Господи, помоги!» – загнанным воробышком билась в его потной голове трепетная мысль, придавая ногам необходимые силы, лелея в душе последнюю каплю надежды.

Журавлев сильно запыхался, но, увидев впереди петляющую фигуру бандита, нашел в себе силы прибавить скорость. Из последних сил Илья все же догнал его и в прыжке сбил на землю.