Она помчалась через газон. Я медленно побрел за ней следом.

Перекинувшись несколькими словами с тетей, Джозефина скрылась в доме. Я присоединился к Эдит де Хэвиленд на террасе.

В то утро она выглядела отнюдь не моложе своих лет. Меня удивили следы глубокой усталости и страдания на ее лице. Казалось, она была измучена и разбита. Увидев сострадание на моем лице, она попыталась улыбнуться.

— Этот ребенок ведет себя ничуть не лучше после того, что с нею приключилось. Надо нам в дальнейшем получше за ней присматривать. Однако теперь, мне кажется, в этом не будет такой необходимости? — Глубоко вздохнув, она продолжала: Я рада, что все кончилось. Но что за представление устроила эта женщина! Если уж тебя арестовывают за убийство, то следует хотя бы вести себя достойно. Меня просто из себя выводят люди, подобные Бренде, которые теряют голову и начинают вопить. Полные ничтожества! А Лоренс Браун выглядел как загнанный кролик.

Где-то в глубине души у меня шевельнулась жалость.

— Бедняги, — сказал я.

— Да уж… бедняги. Надеюсь, у нее хватит здравого смысла позаботиться о себе. Я имею в виду — нанять хороших адвокатов… и все такое прочее.

Меня, признаться, удивило, что, несмотря на их общую неприязнь к Бренде, все они были озабочены тем, чтобы она воспользовалась самыми лучшими средствами защиты.

Эдит де Хэвиленд продолжала:

— Как долго все это продлится? Сколько времени потребуется на все процедуры?

Я ответил, что точно не знаю. Им будет предъявлено обвинение в полицейском суде, а потом, по всей видимости, состоится судебный процесс. Насколько мне известно, на это может потребоваться от трех до четырех месяцев, а если их признают виновными, будет подана апелляция.

— Вы предполагаете, что их признают виновными? — спросила она.

— Трудно сказать. Мне не известно точно, какими доказательствами располагает полиция. Знаю только, что есть письма.

— Любовные письма? Так все-таки они были любовниками?

— Они были влюблены друг в друга.

Лицо ее помрачнело.

— Мне все это не нравится, Чарльз. Я не люблю Бренду. Раньше моя неприязнь к ней была еще сильнее. Я не раз высказывала язвительные замечания о ней. Но сейчас… хотела бы, чтобы у нее были все средства защиты… все, что только возможно. Аристид пожелал бы того же. Мне кажется, что я обязана позаботиться о том, чтобы у Бренды ни в чем не было недостатка.

— А Лоренс?

— О, Лоренс! — Она нетерпеливо передернула плечами. — Мужчины должны сами заботиться о себе. Но Аристид никогда не простил бы мне, если бы… — Она не закончила фразу. — Кажется, уже время обедать. Пойдемте-ка лучше в дом.

Я объяснил ей, что собираюсь в Лондон.

— На машине?

— Да.

— Гм-м. А не возьмете ли меня с собой? Насколько я понимаю, теперь нас больше не будут держать на привязи.

— Возьму с удовольствием, но, кажется, Магда с Софией собирались поехать в Лондон после обеда. Вам было бы удобнее ехать с ними, чем в моей двухместной машине.

— Не хочу ехать вместе с ними. Возьмите меня с собой и не очень-то болтайте об этом.

Я был удивлен, но сделал так, как она сказала. По дороге в Лондон мы почти не разговаривали. Я спросил, где мне ее высадить.

— Харли-стрит.

У меня появилось какое-то дурное предчувствие, но я предпочел промолчать. А она продолжала:

— Нет, еще слишком рано. Высадите меня около «Дебнемза». Я могу там чем-нибудь перекусить, а потом пройдусь пешком до Харли-стрит.

— Надеюсь… — начал я, но она не дала мне договорить.