Потому что я говорю по-английски, а тебе нечего было предложить мне взамен. — Ате ткнул пальцем в книгу. — А теперь есть.
Джек задумался. Ветер усиливался, вновь неся с собой снег. Зима была ранняя, она только начиналась, и до конца ее было весьма и весьма далеко.
— Ладно. Я буду читать тебе. А ты будешь учить меня языку ирокезов?
Ате кивнул, потом спрятал глаза.
— Мне нечего тебе дать, — пробормотал он еле слышно. — Буквы я разбираю. Но слова складывать не умею. Может быть, ты научишь меня и читать?
После секундного размышления Джек кивнул, и могавк с благоговением взял в руки мятый, лишенный обложки томик, словно воплощенное средоточие всех в мире тайн.
— О чем она? — спросил он наконец.
Джек подумал.
— О призраке, — сказал он.
Ате выронил книгу.
— О призраке? Мы называем такое «якотинеронхста». Оно приходит из селения мертвых, чтобы красть души людей. — Он задрожал. — Якотинеронхста.. — это плохо.
Джек поднял книгу, стряхнул с нее мусор. Потом с большой твердостью в голосе заявил:
— Плохо не будет. Этот призрак… хороший.
Ветер за щитом-дверью неожиданно взвыл, то ли попав в какую-то выемку, то ли отслоив плохо державшуюся щепу. Тон воя резко повысился и опал. Потом взвыло снова. Ате опять вздрогнул.
Джек, улыбнувшись, начал читать.
— Кто здесь? — продекламировал трагически он.
Ате оглянулся на дверь, потом посмотрел на Джека и, увидев, что тот смотрит в книгу, придвинулся ближе.
— Онка нон ви, — сказал он.
Они поглядели друг на друга и повторили начальную фразу. Каждый из них произнес ее на чужом языке.
Глава 8
ПУТЬ В НЕИЗВЕДАННОЕ
Глядя на полуголого дикаря, мечущегося среди серебристых березок, Джек поплотнее закутался в медвежью шкуру и вновь задумался о чудодейственной силе драматургии.Если в повседневности Ате был по-прежнему замкнут и молчалив, то сцена, которую они соорудили из бревен и снега, превращала его в образчик ораторского красноречия. Он буквально влюбился в текст пьесы, который не уставал толковать.
«Слова, слова, слова». Фраза, сказанная Гамлетом Полонию, которую Джек считал просто пустой данью метрике, неимоверно возбуждала ирокеза. Ате вкладывал в нее тысячу смыслов. «Овенна, овенна, овенна!» — то утвердительно, то оскорбительно, то угрожающе выкрикивал он.
И это было лишь одной из перипетий в их постоянно повторяющихся спектаклях. В последнее время, например, Ате начал сопровождать знаменитый монолог Гамлета громкимтопотом и воинственными хлопками. «Быть или не быть» или «Аквекон катон отенон ци некен» в его устах стало теперь походить на призыв к битве.
Не удержавшись, Джек громко фыркнул. Ате, как обычно, полностью игнорировал стихотворный размер, то понижая голос до шепота, то разражаясь бурными криками, однако единственный зритель столь экзотического исполнения пьесы не раз уже признавался себе, что оно трогало его много больше, чем игра самого Дэвида Гаррика, несомненно лучшего актера Англии, а значит, и всего мира. Ате, со своей стороны, утверждал, что вожди его племени на советах постоянно сталкиваются с проблемами, подобными тем, что мучают благородного принца, и, следовательно, Шекспир — настоящий могавк. В конце концов Джек, до одурения штудировавший риторику в школе, засомневался, а обладал ли хоть кто-то из римлян той же степенью убедительности, что и этот дикарь. |