— Нет, черт вас подери! Больше ни капли!

   Однако как только он отворачивался, оловянную посудину наполняли, и Джек вновь втягивал в себя жидкий огонь. А потом кашлял, давился, плевался, ронял кружку на пол…и весь этот кошмар повторялся опять и опять.

   От друзей не было ни малейшего проку. Маркс, отказавшийся сесть, смутным пятном маячил возле стола и говорил, говорил, рубя воздух ладонью с такой гневной страстью, что окружающие выпивохи предпочитали не обустраиваться около неуклонно надиравшихся школяров. Он был трезвым лишь очень короткое время, когда торжественно вручалДжеку кошель.

   — Сотня гиней, заклад против Крестера, — сказал этот увалень, многозначительно подмигнув, после чего Джек минут десять тщетно пытался вернуть ему «эту мерзость».Что положило начало бурному спору, отголоски которого не утихали уже битый час.

   Ид, в отличие от велеречивого приверженца вертикали, спорить ни с кем не желал. Он сидел, привалившись спиной к потемневшей от дыма стене, и вслух смаковал каждую деталь своего триумфального выступления в латинской пьесе. Аристократа ничуть не смущало то, что он обращается неизвестно к кому.

   Завсегдатаи погребка между тем перешли к развлечениям. Две местные красавицы уже дрались. Платья их были порваны, груди обнажены, они царапались и кусались, разбрасывая вокруг клочья грязных волос. Зрители, окружавшие их, хохотали и делали ставки. Подобная же толпа собралась и в другом углу кабачка. Там две фурии наседали на багроволицего приземистого мужчину. Тот отбивался, но фурии брали верх. Миг — и они повалили крепыша на пол, полосуя ногтями его шею и щеки в явном намерении добратьсядо глаз. Тот завопил, призывая на помощь приятеля, который незамедлительно вступил в бой. Он прямо за волосы отодрал от лежащего одну из фурий, но удар головой о стол, казалось, ничуть не охладил ее пыл. Взвившись в воздух, она сшибла противника с ног, и на полу погребка образовалась шевелящаяся куча-мала.

   Все это было довольно забавным, но Джек, аплодируя бравым девицам, не забывал краем глаза поглядывать и на дверь. Фенби опаздывал, и та часть его разума, что еще как-то пыталась анализировать происходящее, подавала сигналы тревоги. Конечно, могавки охотятся в одиночку и все такое, однако Джек все равно опасался за малыша. Впрочем, когда одна из воительниц вскинула кружку, чтобы расплющить ее о голый череп врага, в дверях появилась знакомая маленькая фигурка.

   — Сюда, сюда!

   Джек сорвался с места, растолкав публику, схватил Фенби в охапку и поволок обратно к столу. Маркс тут же сел, а Ид выпрямился, с ужасом разглядывая четвертого из могавков.

   Зрелище было весьма впечатляющим. Трещины в мигом запотевших стеклах очков малыша сверкали, словно росчерки крошечных фейерверков. Оба глаза одинокого следопыта заплыли и, кажется, уже начинали чернеть, а из ссадины на виске сочилась сукровица.

   — Проклятье, — высказался Ид. — Что с тобой, умник?

   — Неужели какой-нибудь хлыщ…

   Маркс вновь вскочил, озираясь по сторонам и потрясая громадными кулаками.

   — Нет, вовсе нет, — пробормотал Фенби, ощупывая очки, из которых незамедлительно выпали стекла. Он вздохнул и убрал оправу в карман. — Я лишь пытался в-выполнить то, что должен.

   — И тебе это удалось? — спросил быстро Джек.

   — Ну, — выдавил Фенби после длительной паузы, -м-может мужчина хотя бы выпить, чтобы промочить пересохшую глотку?

   Ему тут же налили пунша.