* * *

Гортов всю ночь искал Пьера в кустах и деревьях, ходил и к реке, — вдруг Пьер хотел насладиться видами, — пересек все дорожки, телефонным слабеньким фонарем светя по земле. Нигде не зажглось ни одного окна, и ни одна живая тень не пошевелилась, только на склоне будто бы стоял человек с собакой, но по приближении оказалось, что это просто обломок столба с торчащей из него деревяшкой.

«Куда бы я пошел, если бы был карликовой свиньей?» — с совершенной серьезностью думал Гортов, а над ним вертелись звезды, ласково хохоча. Перемазавшись в почве, шамкая грязью, Гортов вернулся домой без Пьера.

* * *

Светило солнце, но и шел снег. По брусчатке звонко, словно зубами, стучали лошади. Ветер приносил с мусорной ямы ее аромат.

Сосед-алкоголик жарил во дворе мясо.

— Шашлычку? — запенилась на лице улыбка, словно с лица он не вытер шашлычный жир.

— Это что, свинина? — спросил Гортов, подтянувшись, ослабнув голосом, как будто по внутренностям провели смычком.

— Конечно, нет: свинину мне религия кушать не позволяет, — сказал сосед, чуть не прыгая от удовольствия.

Гортов побежал скорее к Славянскому дому.

* * *

Стройка в Слободе полностью остановилась. Стояли памятники, как мумии, замотанные в газеты и тряпки, валялись лопаты, кирки, и в мусорке Гортов нашел даже бензопилу. Безудержно сыпался снег. В выходной опять была воскресная школа. Гортов и Софья вместе с детьми побывали в ней.

* * *

Был день давно намеченного пикета против абортов, и «Русь» вышла стоять на Новый Арбат. Были плакаты «Не убий» и «Нет гей-парадам». Женщин не было, только чернорубашечники в синих шинелях топтались на месте, не разговаривая между собой.

Неразличимый с тяжелым небом, навстречу тянулся ОМОН. ОМОН становился ближе. Майор что-то сказал в мегафон, ни слова было не разобрать, одно шипение.

— Что такое, — встревожился Северцев.

Вдруг схватили и потащили ближайшего юношу с флагом.

— В строй! Становитесь в строй! — закричал Северцев. — У нас есть документ! Где документ!

Чеклинин протянул, ухмыляясь, папочку.

— Ничего не знаем, — проговорил майор, приблизившись. — Расходимся.

И опять захрипел мегафон: «Граждане, расходитесь! Ваш митинг не согласован». Полицейские потянули руки к стоявшим по краям чернорубашечникам. Те отступали, не в силах сомкнуть ряды.

— Продались жидам! — реагировал Северцев. — Убери! Убери руки!

Он бегал вдоль ряда. Юноши жались друг к другу. Их выхватывали. Кто-то уже бежал к метро.

— Стоять! Всем стоять! Строй держать! — Северцев несся, и волосы развевались. — Погоны потеряете все! Все как один!

Майор ухмылялся, хотя и нервно.

— Убери руку! — вдруг зарычал молодой парень с нежной каемкой усиков. — Форму не тронь!

— Уберите…

— Нет, не уберу.

— Уберите…

— Не уберу…

— Убе…

— Не уберу! Не уберу! Не уберу!

— Кто приказал? Он завтра будет висеть! — Северцев метался, как тигр, по залитой ледяным солнцем площади. — Я требую прокурора! Набери его…

Чеклинин исчез. Чья-то рука протянула ему мобильный. Включив громкую связь, он кричал:

— Игорь Петрович! Игорь Петрович! Да что же это…

Полицейский рванул за рукав, и мобильный выпал в канаву.

— Что вы творите, мерзавцы! — патетично и страшно, весь бело-красный от злого ужаса орал Северцев.