Этим утром в аэропорту Корца попрощался с Эрин и Джорданом — они улетали обратно в Штаты, навстречу счастливой жизни. Хорошо, что они остались живы, хватит уже геройских смертей. Хотя отшельник вышел из рядов ордена, Рун намеревался почтить его, хотя бы таким образом.

 

«Спасибо, друг мой».

 Он прикрыл глаза и зашевелил губами, безмолвно шепча молитву. Через долгое время, когда вечерня уже давно окончилась, его плеча коснулась рука — легкая, точно крыло бабочки.

 Корца повернулся и увидел перед собой высокого человека в простой рясе. Удивленный этим визитом, он еще ниже склонил голову и прошептал, узнав Воскрешенного, первого из их ордена:

 — Вы оказываете мне честь.

 — Выпрямись, — произнес Лазарь голосом, хриплым от долгого безмолвия.

 Рун повиновался, но так и не поднял взгляда.

 — Почему ты здесь, сын мой? — спросил Лазарь.

 Корца жестом указал на безмолвные фигуры поодаль —покрытые пылью, недвижные, точно статуи.

 — Я пришел сюда, чтобы разделить с ними покой Святилища.

 — Ты отдал ордену все, — сказал Лазарь. — Твою жизнь, твою душу и твою службу. Неужели теперь ты отдашь ему и остаток дней своих?

 — Отдам. Я охотно отдал все это для высшего блага. Я существую лишь для того, чтобы служить Ему с открытым сердцем.

 — И все же ты пришел к этой жизни через ложь. Ты не был предназначен к такому служению. Ты мог пойти иным путем — и все еще можешь это сделать.

 Рун вскинул голову, слыша в голосе собеседника не обвинение, но одну только скорбь. Он не понимал этого. Лазарь повернулся и пошел прочь, поманив Корцу за собою.

 Они шагали мимо недвижных силуэтов монахинь и священников, которые сошли сюда, взыскуя отдыха от мира.

 — Разве я не достаточно заплатил за свои грехи? — спросил Рун, боясь, что ему откажут в этом покое.

 — Ты не совершал грехов, — ответил Лазарь. — Грех был совершен против тебя.

 Корца шел за высокой мрачной фигурой, и разум его лихорадочно перебирал грехи, совершенные за долгую жизнь им самим — и те, что были совершены против него. И все же понимание медлило прийти к нему.

 Лазарь вел его все глубже, в темные залы, где Затворники, облаченные в древние одеяния, стояли, опустив головы или запрокинув их к потолку. Рун слышал об этой части Святилища, куда уходили те, кто искал не просто вечной медитации, но также отпущения, раздумий над тяжестью грехов — чужих и своих собственных.

 Он озирался по сторонам, видя повсюду лица, на которых лежала печать скорби и смирения.

 «Зачем меня привели сюда?»

 И вот Лазарь остановился перед фигурой священника, который стоял, поникнув главой. Он был одет в простую бурую рясу, такую же, какую Рун носил давным-давно, в своей смертной жизни. И даже не видя его лица, Корца почувствовал в нем нечто знакомое.

 «Должно быть, это один из моих братьев из тех давних времен, тоже ушедший от мира ради созерцания».

 Лазарь наклонился поближе к священнику и что-то прошептал, сдувая пыль с уха Затворника.

 Наконец тот поднял голову — и Рун увидел лицо, которое преследовало его в кошмарах более четырех сотен лет.