За несколько дней Грейс быстро подошла к самому краю. Может быть, так подействовала на нее больничная обстановка, но видно было, что Грейс сейчас лежит на смертном одре. Кожа пожелтела, щеки ввалились. Из глаз непрерывно текло, у здорового человека это были бы слезы.
Лена поерзала на стуле, пытаясь принять более удобное положение. Копчик болел, словно от удара, ныли ладони и ступни, как после изнасилования. Она думала: причиной этому то, что она непроизвольно сжимала кулаки и подгибала на ногах пальцы. Ее тело было напряжено. От присутствия в палате Паттерсона у нее сжимался желудок, как и все тело. Ей хотелось схватить за горло обоих, напомнить им, что каждая уходящая секунда может оказаться ужасной для Лэйси.
Возможно, они молчали из-за того, что Лена была в комнате. Тедди не разыгрывал роль убитого горем мужа. Пока жена спала, он смотрел телевизор, смеялся над сериалами, комментировал – неизвестно кому – разворачивающиеся на экране события.
– Он собирается надрать ему задницу, – говорил Тедди.
Или:
– Дай этому братану пораскинуть мозгами.
Во время новостей Тедди уснул. Похоже, теперь его и пушками не разбудишь. Когда сестра пришла проверить состояние Грейс, он даже не пошевелился.
Лена могла теперь смотреть на Грейс и думать о том, что произошло в последние несколько дней. Марк был в другой больнице: машина «скорой помощи» увезла его в ближайший стационар. Неизвестно, что с ним сейчас происходит, хотя ни один из врачей не верил, что он когда-либо оправится от того, что сам с собой сделал.
Лена думала о Марке, который ничем не отличался от других подростков. Он просто хотел любви, хотел внимания матери и получал его в доступной ему форме. Вспоминала себя в этом возрасте. Она была очень трудной: обуревали эмоции. Ей страшно хотелось одобрения Хэнка. Общалась в школе с самыми отчаянными, лишь бы обратить на себя внимание, не важно какое.
Лене было пятнадцать, когда она переспала с двадцатидвухлетним Руссом Флемингом, и хотя ее тело было готово к физической стороне взаимоотношений, но эмоционально она совершенно не сформировалась. Хэнку тяжко с ней приходилось. Лена думала, что любит Русса, а тот вел себя с ней, как с проституткой. Она исполняла все, что он хотел. Он был человеком настроения, и Лена реагировала на него, как термометр: в какой-то момент старалась его успокоить, в другой – соблазнить. Все это время превратилось для нее в сплошные взлеты и падения, в зависимости от обращения с ней Русса. Если она не плакала в своей комнате, то садилась на крыльцо, сжав коленями ладони, и нервно ожидала его появления. Она была такой молодой и глупой. То, что давал ей Русс, она принимала за любовь.
Оглядываясь назад, Лена понимала, что он был дураком и параноиком, получавшим удовлетворение от связи с девочкой-подростком, но в то время Лена думала, что лучше его и человека нет. Удивительно, как глупы бывают подростки, как отчаянно ищут они любви и внимания. Марк, должно быть, стал легкой добычей своей матери. Вероятно, он был как открытая рана и был убежден, что только мать сможет эту рану залечить. А сейчас, пройдя через все это, он хотел умереть. Лена слишком хорошо понимала такое раздвоение личности.
Грейс резко вдохнула и проснулась. Глаза медленно открылись. Некоторое время она смотрела на потолок. Похоже, ее мозг пытался понять, где она находится и что происходит. Лена хотела напомнить ей, сказать, что она умирает, но Грейс, по-видимому, и сама поняла.
Скрипнула накрахмаленная наволочка – Грейс повернула голову и взглянула на Лену. Глаза медленно опустились, обошли монитор, указывающий цифры кровяного давления, взгляд перешел на насос – модифицированную капельницу, подающую морфин. У Лены было такое же устройство, когда она лежала в больнице. Пациент мог сам контролировать поступление морфина – стоило лишь нажать кнопку. Машина не позволяла убить себя, но давала пациенту контроль над болевыми ощущениями. |