Лани жестом подозвала сонного корчмаря. Тот, похоже, тоько что проснулся, отпустив отдыхать уставшую за ночь прислугу.

    -  Принеси, что ли пиво, - устало попросила Лани.

    Тот удивленно посмотрел на нее. Корчмари, как правило, неплохо знают вкусы своих постояльцев, и этот исключением не был. Что такое должно было случится у этой усталой, измученной девушки из третьей комнаты, что она попросила пиво? Которое терпеть не может?

    Но корчмари еще и никогда не спорят со своими постояльцами, и не лезут в их дела. Поэтому, он просто пожал плечами и принес требуемый напиток.

    Лани сама не знала, почему заказала пиво. Просто Рубай всегда предпочитал его вину, каким бы дрянным оно ни было. Единственная слабость, которой он не мог противостоять. А ей… может быть, ей просто хотелось выпить в память о нем?

    Корчмарь принес ей кружку с белой шапкой пены сверху. Лани кивком поблагодарила его, заранее сморщившись, пригубила. Неожиданно поймала себя на мысли, что ей нравится этот вкус. Горьковатый. Противный, но он ей нравится. Словно память…

    И еще она поняла, что теперь всегда будет предпочитать пиво вину. Вкус пива для нее отныне - вкус потери, вкус чего-то, что ушло, безвозвратно ушло… но оно все же было, было!

    Женщина в алой одежде вошла в корчму и остановилась на пороге. Лани равнодушно отметила, что одета она безвкусно, алый цвет ей вовсе не идет. Впрочем, она тут же перестала об этом думать, уставившись в кружку с пивом.

    -  За тебя, Рубай! - сказала она тихонько, сделав небольшой глоток. Стало легче. Будто он не ушел навсегда, а остался где-то рядом. В мыслях, в памяти… в этой кружке с паршивым леданским пивом. Как говорила тетя Мафья перед смертью? «Я - памяти твоей. Я - в делах и поступках твоих. Я никогда тебя не покину…» Она была права, тысячу раз права. Если смерть все равно приходит за каждым, самым ценным становится память. Память по тем, кто тебе дорог, и кого уже не вернешь.

    Сами собой стали складываться в голове строки. Лани достала из кармашка куртки стило, взяла со стола салфетку. Она часто записывала свои стихи вот так, за столиком корчмы.

    Смерть, позволь мне пожать твою руку,

    Мои теплые пальцы сожми в кулаке,

    Ты все время приходишь нежданно, без стука,

    И бредешь по дороге одна, налегке.

    Да, именно так. Что ее бояться, одинокую несчастную старуху с косой? Она приходит, когда должна, не в ее власти отложить человеческий срок.

    Смерть, нальем-ка вина за знакомство,

    Можно даже не чокаться, чтоб не пролить.

    Нам с тобою не нужны ни фальшь, ни притворство,

    Так давай-ка бокалы поднимем за жизнь.

    Лучше бы, конечно, написать «пива», а не «вина». Но так рифмуется плохо. Поэтому, лучше написать все же «вина», а самой отхлебнуть еще глоток.

    Смерть, лишь ты меня помнишь и любишь,

    Не спеши уходить, и со мной посиди,

    Если ты вдруг дорогу ко мне позабудешь,

    Подскажи, где и как тебя можно найти.

    Вот эта строфа, возможно, и лишняя. Нет у Лани сейчас никакого желания искать смерть. Теперь уже нет.