|
Но какая разница? Какая разница, во что мы верим, если мы верим во что-то? И когда я поднялся на гребень в солнечный свет, я уже знал правду. Улыбнувшись, я сказал: - Привет, кто тут есть! Прекрасное утро! Посмотри вы на него моими глазами, увидели бы мили и мили леса, голубое небо и снежный ковер из миллиона тонн белейшего сахара. И не успел я сам себя остановить, как я сделал самую странную вещь на свете. Набрав побольше воздуху, я испустил могучий рев, раскатившийся в голубой дали. Я сообщал Матери-Земле, что рад быть живым. Мили отщелкивались назад одна за другой, ноги ныли, но самочувствие было хорошим. Я открыл в себе новые источники энергии. В первую ночь я нашел сарай и там заночевал. На следующий день тучи начали громоздиться на небо, и постепенно день стал не светлее ночи. Но я все ломился вперед, стремясь в Эскдейл. В эту ночь я заночевал на берегу реки. Потом шел два дня вдоль реки. Она так расширялась, что я еле видел другой берег. У развилки дорог карта мне сказала, что идти надо вправо. И снова дорога привела меня к горам. Начинался снегопад. Но до вечера было еще далеко, и я пошел дальше. Снегопад сменился вьюгой. Высоко в горах мне попалась ферма, занятая небольшой общиной, состоящей из двух тинэйджеров - мужа и жены, которые работали когда-то на ферме с отцом мужа, пока не ударило безумие, их двух грудных детей и восьми школьников, выехавших в турпоход. Когда цивилизация вылетела в трубу, они не вернулись домой, но оказались на ферме Мерфи, где с тех пор и жили. Они приняли меня радушно, посадили перед огнем и накормили горячим. - Останешься у нас, - сказал Мерфи-младший. - В такую погоду собаку на улицу не выгоняют. - Можете мне поверить, я был бы рад, - ответил я. - Но мне надо добраться домой. Там люди в опасности. И они об этом не знают. - В такую погоду, друг, идти нельзя. Ты еще до темноты погибнешь. - У нас есть рация, - сказала миссис Мерфи. - Один из наших парнишек ее оборудовал месяц назад. Если у них тоже есть, можем послать им сообщение и сказать, что за беда их ждет. Я покачал головой: - Хотелось бы мне, чтобы она у них была. Эскдейл - место очень изолированное, и мы думали, что только мы и остались в мире. - Ладно. - Мерфи налил мне виски. - Сегодня ты все равно никуда не пойдешь, так что постелим тебе наверху. - Спасибо, - сказал я. - Но только рассветет, я сразу тронусь. На следующий день рассвета не было. Все застилали тучи и снег. И следующий день был не лучше. И следующий. Мерфи мне объяснил, что это уже на всю зиму. Как только снег тут выпадал, он держал крепче боа-констриктора. Конечно, мы много говорили возле кухонного очага. Это было нелегко - пересказать, что говорила мне Бернадетта о том, почему взрослые опсихели, об этих двух разумах в голове. Я мямлил, подбирая слова, и по временам гадал, не считают ли они меня сумасшедшим. И некоторые мои сравнения для человеческого разума тоже были не слишком удобоваримы: - Представьте себе, что вы купили видеомагнитофон. Вот это и есть ваш мозг. К нему вам дали две кассеты. Одна пустая - это разум номер один, который потом и станет вашей личностью. На второй ленте записано много чего, и к этому вы ничего ни добавить, ни стереть не можете - это ваш бессознательный разум, номер два... И вдруг одна светлая девица, которая сидела тихо, как манекен, сказала: - Блин! Знаешь, мне в этом году казалось, что я съезжаю с нарезки, но я кое-что думала в эту сторону. А в школе узнала про этого типа, доктора Юнга. И про то, как у нас в голове помещается не один ум, а два. Для меня было огромным облегчением узнать, что есть тут кто-то, понимающий, о чем я толкую. И мы проговорили еще сутки, и все пришли в жуткий восторг. А мой восторг каждый раз тыкался мордой об стол, когда я выглядывал в окно и видел, что снег валит не хлопьями, а комьями. |
