Жена заливается румянцем:

— Ну что ты, Вань, какие санки! — У нее заметен животик. В начале лета купеческое семейство ждет прибавления. Два сына есть, теперь молят Создателя о дочке.

Появляется дородная Варвара Силантьевна. Провозглашает:

— Милости просим к столу!

— И то, животы подвело! С мороза да устатку нагулял аппетит.

Все проходят в столовую, где под зеленым абажуром громадный дубовый стол ломится от всяческой еды.

Чего тут только нет! Грибочки соленые, огурчики нежинские, мясо копченое — все это домашнего приготовления. Из деревянной мисочки жирный квадрат паюсной икры выглядывает. Селедка «залом» — толстоспинная, жиром нежным истекающая. Лососина малосольная, осетрина коренная, окорок розовый, толстенный шпиг, язык заливной — душа радуется!

А еще будет борщ наваристый, суп с раками, индейка с сельдереем — растением летним, огородным, да в Тамбове парники отличные: круглый год укроп, огурцы, помидоры и прочие блага дают.

Варвара Силантьевна, великий знаток прибауток, поговорок и разных присловий, просит:

— Гости дорогие, не купленные — дармовые, ешьте-пейте, хозяйского хлеба не жалейте!

По обычаю этого хлебосольного дома, за стол садятся все. Кроме хозяев, это могучий дворник Константин Георгиевич, за Севастопольскую кампанию крестом на грудь награжденный, но и раны многие за отечество принявший. Затем послушница Вознесенского женского монастыря девица Евдокия Толмачева, приехавшая погостить на денек к Жемариным. С краю примостилась няня Авдотья Кулешова, еще помнившая времена Императора Александра и на руках которой выросла жена нынешнего главы семьи.

Вначале ели молча, сосредоточенно. Только старший сын купца — двенадцатилетний Иван пытался за едой читать книгу, за что и получил от бабушки, нагоняй, а басни Крылова были отобраны.

Потом разговорились. Отец поведал про дела торговые.

У Жемариных, не шутка, пять больших магазинов в Тамбове. В них можно купить зимой и летом любую провизию — от живых карасей и окуней до телятины молочной и громадных арбузов астраханских.

— Привезли белугу свежую — отличный товар, думал хороший барыш получить. А Зотовы тоже, выяснилось, пудов триста получили, да чтоб мне дорогу перебежать, по десять рублей за пуд выставили. Разве это дело? Надо ведь промеж себя такие дела согласовывать, а не то, чтобы взаимные убытки терпеть. Делать нечего, до девяти с полтиной за белугу скинул, так все ко мне и пошли. Только по пятьдесят копеек и заработок — разве это доход? Одно разорение.

Витольд Горский, заткнув большую накрахмаленную салфетку за ворот рубахи, с оттенком иронии произнес:

— Неужели вам, Иван Сергеевич, за день не надоели эти меркантильные делишки? Хоть бы сейчас поговорили о чем-нибудь возвышенном, скажем, о музыке и литературе. Только и слышишь: «барыши, товар, рубли, полтинники». Хоть бы детей своих постеснялись!

Иван Сергеевич, хотя и привык к словесным выходкам юного репетитора, на сей раз несколько опешил. Сам он был выходцем из крепостной семьи. Но ему повезло с барыней, генеральшей Зиминой.

Увидала она, что малолетний сынок кучера Сергея всячески к грамоте тянется, приказала приводить его по утрам к себе. Так Ваня, сидя возле генеральского сына, осваивал от его учителей всяческую науку. Весьма способным он оказался к математике. Когда к генеральше приезжали гости, она звала в гостиную девятилетнего сына кучера.

Ваню ставили посреди комнаты и задавали арифметические задачки, которые тот должен был решать в уме.

— Ежели восемь да умножить на одиннадцать — сколько будет?

Ваня моментально отвечал:

— Пятьсот двадцать восемь!

— А тридцать семь помножить на тридцать семь?

Мальчуган на несколько секунд наморщивал лоб, мучительно соображал и выдавал результат:

— Тысяча триста шестьдесят девять!

Гости по бумажке проверяли ответ и восхищались:

— Истинно, Михайло Ломоносов!

Ученым Жемарин не стал, а пустила его барыня по торговой части.