— Теперь я должен оставить вас, — проговорил он, вставая, — но я скоро вернусь, чтобы узнать, чем закончились ваши переговоры с директрисой Батиньольского театра.

— О, будьте спокойны, раз я выложу перед ней чистые денежки, затруднений не будет.

— Итак, до свидания, mademoiselle Жанна.

— До скорого, господин доктор.

Дочь консьержки крепко пожала руку будущему покровителю и вышла, крайне довольная тем, что успела сцапать тысячефранковый билетик, но оскорбленная и удивленная тем, что доктор так глупо, по ее мнению, принял ее горячие изъявления благодарности.

Оскар Риго вернулся к сестре довольно поздно.

Софи поджидала его с обедом.

Оба они, вслед за этим, должны были отправить Эмму-Розу в маленькую квартирку, где ей предстояло прожить несколько дней и где Оскару предназначено было сторожить ее, как собаке.

Девушка чувствовала себя менее разбитой, чем накануне, но в душе страдала ужасно.

Туман, стоявший у нее в глазах и застилавший все предметы, становился все гуще и гуще. Яркий дневной свет казался ей обыкновенными сумерками. Несчастную мучил страх окончательно потерять зрение, но она никому не говорила ни слова о своих тайных терзаниях.

Софи отправилась со своей служанкой привести в порядок квартирку брата. Она решила, что впредь, до какой-либо перемены, Мариетта будет ходить к Эмме-Розе каждое утро, чтобы убирать и стряпать.

После обеда решили перевезти девушку в ее новое жилище. Мариетта сходила за каретой, в которой они и отправились все трое.

Эмму-Розу устроили в ее комнатке, где пылал яркий огонь. Софи поспешила уложить ее в постель.

Оскар поцеловал сестру и ушел к себе в комнатку, расположенную у входных дверей, как настоящая конурка сторожевой собаки.

Леон Леройе, расставшись с Фернаном де Родилем и Ришаром де Жеврэ, вернулся на Неверскую улицу, где его ждал Рене Дарвиль.

Отчаяние сына нотариуса, сквозившее в каждом слове и взгляде в то время, когда он передавал Рене обо всем случившемся, поразило и испугало последнего.

Леон лег в постель, стуча зубами от лихорадки, с глазами, полными слез, мысленно измеряя ту страшную пустоту, которую произвело в душе его разрушение радужных надежд и мечтаний, и пламенно призывая смерть, на которую он смотрел теперь как на единственную избавительницу.

И в то время, когда Леон, как слабый ребенок, изнемогал под бременем горя, та, которую он так страстно любил и так горько оплакивал, не надеясь более никогда в жизни свидеться с нею, находилась почти около него, по другую сторону переулочка, и так близко, что они могли бы, высунувшись из окон, протянуть друг другу руки.

Но за лихорадкой последовало полное изнеможение, и около полуночи молодой человек уснул. Сон его был тяжел и ежеминутно прерывался ужаснейшими кошмарами.

Оскар Риго, проспав, как сурок, до самого утра, был разбужен Мариеттой, которая пришла, во-первых, для того, чтобы от имени своей госпожи осведомиться о здоровье Эммы-Розы, а затем — чтобы приготовить ей поесть.

Оскар поспешно оделся и снова отправился на поиски. На этот раз он направил свои стопы по кварталам, расположенным около тюрьмы Сен-Лазар.

Он пошел по предместью Сен-Дени, начиная от бульвара и не переставая на ходу расспрашивать всех встречных и поперечных.

Таким образом он дошел до угла улицы Шато-До, где Пароли останавливался накануне, чтобы вручить посыльному пакет, который он послал Анжель Бернье.

На углу улицы находилась лавочка виноторговца, на одном из окон которой крупными буквами красовалась надпись:

«Здесь можно найти посыльного».

Войдя в лавку, Оскар вежливо поклонился и спросил:

— Где посыльный?

— Что такое? Что от меня нужно? — спросил Матье.