Может случиться, что во время ваших скитаний по Парижу вам приведется еще как-нибудь встретиться с этим артистом.
— Весьма легко, так как это вещь очень возможная.
— Ну так вот, если вы хотите заработать обещанные двести франков, вы должны идти за ним следом, не теряя из виду, куда бы он ни пошел, будь то пешком, в карете или как бы там ни было. И следить до тех пор, пока не убедитесь, что он пришел к себе домой. Поняли?
— Понял и сделаю, если только представится возможность.
— И как только вы увидите, что волк вернулся в свою нору, вы являетесь ко мне и сообщаете об этом.
— А куда?
— У вас есть записная книжка?
— Да, вот она.
— Ну, так пишите: гражданин Оскар Риго, улица Генего, 21.
Бутылочку прикончили, а затем бывший носильщик вложил в руку посыльного монету в пять франков.
— А вот это вам в счет потерянного времени.
— Благодарю, сударь, — смеясь, ответил посыльный, — за эту цену я готов был бы терять время по целым дням.
Оскар вышел из лавочки виноторговца в сильном раздумье.
— Только бы посыльный не ошибся и не принял кого-нибудь другого за моего злодея. Меховая, богатая шуба, перчатки, совсем шикарный господин. Может ли это быть «резник» с Лионской железной дороги? А у того, судя по словам булочницы с улицы Клиши, руки были черные, загрубелые. Что это за необъяснимая тайна? Что за путаница?
Часов около одиннадцати, разодевшись до невозможности элегантно, Жанна Дортиль отправилась к директрисе, где уже находились Поль Дарнала и его соавтор по пьесе «Преступление на Лионской железной дороге».
Ночью они закончили третий акт и только что прочли его директрисе.
Как она, так и актеры рассуждали о раздаче ролей в этом акте, так как тут появились две новые женские роли; в это время вошла горничная и доложила о приходе mademoiselle Жанны Дортиль.
— А ведь она может нам пригодиться! — воскликнул Поль Дарнала. — Это замечательно красивая девушка. Вся беда в том, что она необычайно глупа! Впрочем, не беда, попытаться все-таки можно! Ведь на ее долю приходится всего одна сцена, положим, сцена довольно важная…
— Ну так что. же, — возразила директриса, — если вы думаете, что она нам пригодится, то почему бы вам и не порепетировать с нею, конечно, если она не будет слишком требовательна?
— Требовательна? — расхохотался Дарнала. — Да полноте, я уверен, что она ровно ничего не спросит, даже, скорее, сама заплатит, если только будет нужно! Ведь она не рассчитывает составить себе состояние на театре, у нее есть еще другие источники дохода.
— Просите сюда mademoiselle Дортиль, — приказала директриса.
Жанна вошла нарядная, улыбающаяся, действительно прелестная, и пожала руки директрисе и Полю Дарнала.
— А мы только что толковали о вас, милочка!
— Ба! — воскликнула Жанна. — И вы говорили много дурного?
— Напротив!
— Уж не вспомнили ли вы меня для какой-нибудь из ролей вашей неигранной пьесы? По поводу двух первых актов, прочитанных вчера, в Париже ходят самые чудесные слухи. Говорят, что эффект будет поразительный.
— Замечательно будет, что и говорить, моя милая! — рассмеялся Поль Дарнала. — И знаешь, чем дальше, тем лучше. Первые два акта ничто в сравнении с двумя последующими. Я пари держу, что пьеса выдержит пятьдесят представлений.
— Да вы мне скажите, есть мне там роль или нет?
— Да, душечка, есть, есть роль и для тебя.
— Во всей пьесе?
— Нет, в одном только акте, и всего одна сцена, но знаешь, сцена, что называется, шик! Сцена сумасшествия, после которой зал будет дрожать от аплодисментов, а может быть, даже и вконец обрушится. |