— Садитесь, — обратился он к молодым людям, заботливо усаживая Эмму-Розу на диван, около Анжель.

Леон и Рене сели. Фернан де Родиль остался стоять.

Он был страшно бледен, и на его расстроенном лице отражалось сильнейшее волнение.

— Вы, вероятно, спрашиваете себя, — начал он голосом, сильно дрожавшим от волнения, — почему я просил вас приехать? А вот почему! Вы, я думаю, поняли и угадали, что меня и Анжель Бернье связывают тайные узы.

— Барон… — начал Леон.

— Дайте мне сказать, — продолжал Фернан. — Оба вы в душе, вероятно, строго осудили меня. Я обольстил молодую девушку, повторяя ей вечные обещания и клятвы, на которые так щедры мужчины, а затем бессовестно бросил ее, зная, что у нее будет ребенок и что ребенок — мой. В этом я не мог сомневаться, да никогда и не сомневался.

Я все сказал вам о прошлом, теперь будем говорить о будущем. Вы осудили меня и должны видеть, как я искуплю свою вину. Я, в вашем присутствии, становлюсь на колени перед матерью и дочерью и молю их о прощении и забвении.

Барон вынужден был остановиться. Страшные рыдания душили его.

— Фернан, Фернан, — воскликнула Анжель, — я простила вас с того самого дня, когда поняла, что отныне вы решили жить только ради нашего ребенка.

Она тоже не могла выговорить больше ни слова, потому что слезы душили ее и потоками струились по красивому, изможденному лицу.

Барон взглянул на нее с неизъяснимой благодарностью. Потом упал на колени перед Эммой-Розой и, покрывая ее руки слезами и поцелуями, проговорил:

— Ты слышишь, дорогая дочь, что твоя мать прощает меня? Неужели ты не последуешь ее примеру? Неужели ты также не простишь меня?

— Я бы от всей души сделала это, отец, если бы мне было за что прощать вас! Но я могу только любить вас и буду любить от всего сердца!

За этими словами наступило глубокое молчание. В течение нескольких минут слышались только рыдания.

— А теперь, господа, — проговорил барон, садясь между Анжель и Эммой-Розой, — запомните хорошенько, что я вам скажу. В настоящее время Анжель Бернье — моя жена перед Богом, но, как только суд признает ее невиновность, она станет моей женой и перед людьми! Monsieur Леройе! Вы любите мою дочь?

— Люблю ли я ее! — воскликнул Леон, сердце которого готово было выпрыгнуть из груди.

— А ты, дитя мое, — продолжал барон, — любишь господина Леройе?

— О да, папа, я его люблю всей душой, — просто ответила девушка.

Барон соединил руки молодых людей.

— Обещаю вам, что вы женитесь на моей дочери! Когда ты будешь законной дочерью барона де Родиля, отец Леона первый попросит у меня твоей руки для своего сына.

И барон снова крепко прижал к сердцу дочь.

Леон и Рене остались обедать у товарища прокурора. За обедом все время толковали о визите к окулисту.

На другой день Луиджи и Пароли сидели вдвоем в кабинете последнего. Закончив утренний обход, Пароли позвал к себе Луиджи, который в этот день отпросился из мастерской. Доктор не счел нужным рассказывать своему соотечественнику о встрече с Оскаром Риго, так как ни минуты не сомневался в смерти бывшего носильщика.

— Итак, — говорил Пароли, — несчастный случай в театре Батиньоль не дал повода ни к каким подозрениям, ни к каким комментариям?

— Ни к каким! Дарнала ведь найденыш. Он вырос в воспитательном доме, и поэтому родных у него нет никаких — ни дальних, ни близких. Директриса взяла на себя заботы о похоронах, которые состоятся сегодня, говорят, в грандиозных размерах.