В первой комнате он остановился, чтобы перевести дух. Но отдых был кратковременный, и он резким движением вынул из кармана каталонский нож, который держал раскрытым, наготове.

Протянув руку с ножом вперед и ступая на цыпочках, он в глубоком мраке пошел в комнату, где рассчитывал найти Оскара, спящего глубоким сном.

Дверь подалась при первом его прикосновении.

Луиджи остановился, прислушиваясь, сдерживая дыхание. Он ясно расслышал ровное дыхание человека, спавшего глубоким спокойным сном.

Наступил решительный момент. Но, как ни был тверд Луиджи, он почувствовал, что рубашка прилипла к телу от выступившего холодного пота.

Он медленно сделал еще два шага; колено его стукнулось о дерево кровати.

Пьемонтец наклонился и вытянул левую руку. Пальцы его ощупали распростертое тело.

Тогда, подняв руку, он с силой опустил ее вниз.

Раздался резкий звук, звон разбитого стекла, и Луиджи, выронив нож, громко вскрикнул от боли, с ужасом отступая назад.

Он был ранен в руку.

«Риго умер, — сказал он себе, — я убил его с первого раза, иначе он сделал бы движение или хотя бы застонал… Но почему я сам порезался? Что это еще за черт?»

Сообщник Пароли стал рыться в кармане, стараясь найти коробку спичек, желая увидеть свою жертву мертвой и узнать причину ранения.

Вдруг он задрожал, и сердце его перестало биться: на лестнице послышались голоса и шум шагов.

Луиджи ощупью вышел из комнаты, нашел дверь и бросился на лестницу.

Шум шагов и голоса делались все яснее и яснее.

— На третьем этаже… — донеслись до него роковые слова, и в то же время на лестнице показался свет.

— Сюда идут! Сюда! Я погиб! Я пропал! — забормотал пьемонтец, потерявший голову.

А зловещие шаги между тем все приближались и приближались. Луиджи теперь уже мог ясно различить, что несколько человек поднимались по лестнице.

Руководимый инстинктом самосохранения, Луиджи бросился назад, в комнату, и одним прыжком подбежал к окну, освещенному бледным светом с улицы.

Окошко оказалось приоткрытым.

Он раскрыл его настежь и взглядом измерил расстояние, отделявшее его от соседнего дома, затем, обернувшись, взглянул на дверь: она только что отворилась.

На пороге показался начальник сыскной полиции в сопровождении трех агентов и консьержа, несшего фонарь.

Обезумев от ужаса, Луиджи вскочил на подоконник и бросился в пространство, рассчитывая перепрыгнуть в противоположное окно и продавить его тяжестью собственного тела, но промахнулся и с ужасным криком тяжело упал на мостовую.

Войдя в комнату, где стояла кровать, начальник сыскной полиции увидел на полу кровь. Он подбежал к окну.

Противоположное окно было раскрыто, и из него, привлеченные шумом, свесились оба студента и Оскар Риго.

— Здесь только что совершено преступление!

— Преступление? — в ужасе повторил Оскар. — Сухаря убили!

Один из агентов подошел к постели.

— Человек убит, — сказал он, — а вот и нож, которым его зарезали.

Начальник в свою очередь подошел к постели и приложил руку к сердцу Сухаря.

— Этот человек не умер и даже не ранен. Он спит, пьяный. Удар ножа разбил бутылку, горлышко которой он и теперь еще не выпускает из рук. Острие кинжала попало в матрац. Пролитая кровь — кровь убийцы. Он порезался осколками. Останьтесь здесь, господа, и подождите меня, а я отправлюсь на улицу Невер.

Начальник полиции быстро сошел вниз.

Леон Леройе, Рене Дарвиль и Оскар опередили его: они стояли уже на улице. Рене держал фонарь.

Все они наклонились над разбитым, окровавленным телом.

Луиджи умер, но голова его не была разбита при падении.

Бывший носильщик вскрикнул от изумления.