— Где же теперь Леон?

— У моей сестры, madame Фонтана. Он только вчера уехал в Ларош. От сестры он проедет дня на два-три к своему товарищу. Они хотят поохотиться на кабанов.

— Жаль, что не могу повидаться с ним в Дижоне. Ну да ничего. В Париже я вознагражу себя.

— Почему ты не хочешь подарить мне несколько деньков?

— А потому, что мой маршрут начертан заранее и я не имею возможности ничего изменить в нем.

— Значит, это решено и подписано, что ты уезжаешь сегодня вечером?

— Да, сегодня вечером, или лучше сказать, сегодня ночью. Я уже написал Сесиль, что буду в Париже 12-го утром. Бедная девочка! Она так долго не видела отца! Я думаю, ты и сам понимаешь, с каким нетерпением она ждет моего возвращения. Я никогда не простил бы себе, если бы обеспокоил ее, отсрочив свой отъезд хотя бы на один час. Ты согласен со мной, не правда ли!

— Вполне согласен и потому больше не настаиваю. Ты поедешь на курьерском?

— Да.

— Во всяком случае, мы пообедаем вместе?

— Это уже решено.

— И затем, конечно, проведем вместе вечер?

— Само собой разумеется. Я весь к твоим услугам до половины первого. Я предупредил в гостинице, что я не лягу, предпочитая вовсе не спать, чем быть внезапно разбуженным среди ночи.

— И ты совершенно прав. Мы славно проведем вечерок.

— В этом я не сомневаюсь, так как проведу его у тебя и с тобой.

— Со мной — да, но не у меня.

— А где же?

— В театре.

— Господи, в театре, в Дижоне! Вот идея-то!

— Моя мысль не так странна, как кажется на первый взгляд. Сегодня вечером у нас бенефис примадонны, и на это торжество собрались парижские звезды, которые примут участие в спектакле. Вот им-то мы и будем с тобой аплодировать. Спектакль продлится заполночь. Из театра ты пойдешь прямо в гостиницу, захватишь багаж, а оттуда — на вокзал, куда поспеешь как раз к отходу поезда.

— Все это хорошо, но дело-то в том, что если сегодня играют, как ты говоришь, парижские звезды, то, разумеется, публики будет в театре масса, и нам не мешало бы заранее позаботиться о местах.

— После завтрака мы пойдем за билетами.

Вошедшая служанка доложила, что завтрак подан, и старые друзья поднялись на второй этаж, где находились жилые покои нотариуса.

А в «Cafe du Theatre» Анджело Пароли продолжал ждать, не сводя глаз с двери дома, чтобы не пропустить выхода Жака Бернье.

Визит последнего длился, по мнению итальянца, неестественно долго. Ему казалось невероятным, чтобы клиент мог сидеть у нотариуса так долго. Выкурив кучу папирос, он спросил газеты и делал вид, что со вниманием читает.

В два часа пополудни Жак Бернье еще не выходил.

Итальянец начал терять терпение. Он уже спрашивал себя, не имеет ли этот дом двух выходов и не вышел ли отец Сесиль через другую дверь.

В ту минуту, когда в голову его пришла эта тревожная мысль и он уже собирался задать слуге надлежащий вопрос, рискуя даже скомпрометировать себя, дверь отворилась и из нее вышел Жак Бернье в сопровождении самого хозяина дома. Последний жестом указал на кафе и перешел площадь. Тут они расстались. Нотариус пошел в театр, а бывший купец вошел в кафе.

Итальянец только успел развернуть газету и закрыть ею лицо, будто веером.

Навстречу Бернье вылетел болтливый слуга.

— Что вам угодно, сударь? Что прикажете? — затараторил он.

— Две рюмки зеленого шартреза, — ответил Жак Бернье и уселся за другой столик, спиной к итальянцу.

Слуга подал шартрез. Прошло несколько минут, и в ресторан вошел Леройе.