— Откройте пошире дверь... Видите линии?

   — Да. — Ирландец подошел ближе, встав так, чтобы не загораживать свет. На столешнице проступали какие-то загогулины, треугольники, кривые линии. — Видно, они обсуждали здесь свой дальнейший путь, — кивнул он. — Лысый слуга говорил, что у его хозяина, Хакона, была такая привычка — рисовать дорогу. Вон, видите, море. Тут река, видно — Итиль, а вот утесы, лес... Еще одна река, и прямо на ней — город. Что это за руны над ним, Никифор?

   — Это не руны, это буквы.

   — Буквы? И что же они значат? Можешь прочитать?

   — Могу. Здесь написано — «Белые стены».

   — «Белые стены»... — задумчиво повторил ярл. — Так хазары называют Саркел.

   — Саркел? — воскликнул Ирландец. — Так ведь мы именно туда и собирались с караваном купца бен Кубрата.

   — Но почему так грубо? — Никифор недоверчиво покачал головой. — Саркел. Словно нас нарочно туда зазывают. Ишь, разрисовались. Наверное, считают нас уж совсем непроходимыми глупцами.

   — А с чего б им считать нас умниками? — засмеялся Ирландец. — Что, сами-то они, этот Лейв Копытная Лужа с Хаконом, так уж умны? А нас-то уж они наверняка считают ну никак не умней себя.

   — Ты прав, Ирландец. — Хельги отошел от стола и, скрестив руки на груди, остановился над истерзанным телом Войши. — Может быть, это и ловушка. Но мы туда поедем! Нам ведь всё равно нужно в Саркел. И кому-то... — Он перевел взгляд на труп. — Кому-то от нашей поездки станет очень нехорошо, клянусь молотом Тора.

   — И я клянусь отомстить, — кивнул Конхобар. — Клянусь посохом Луга.

   — Я тоже клянусь, — махнул рукой Никифор. — Хотя Господь и против всяческих клятв.

   Похоронив, как смогли, всё, что осталось от несчастного Войши, друзья немного постояли над могилой и медленно направились к южным воротам Итиля.

   Сочились мелким дождем низкие серые тучи, весело чирикали воробьи на деревьях, и, несмотря на декабрь, остро пахло весной.

  

  

   

    Глава 20

    ВАЛГАЛЛА МАЛЫША СНОРРИ

   

   Декабрь 862 г. Печенежские степи

  

  

   

    Смерть встала предо мной. И я бы мог

    Земную славу простодушно славить,

    И струны строить, и напевы править,

    Где заодно хвалимы мир и Бог.

    Райнхольл Шнайдер. «На закате истории»

   

   

   Сурожского работорговца Евстафия Догорола Бог наказал горбом, но зато с лихвой отпустил хитрости. И если бы, как считал сам Евстафий, еще бы хоть чуть-чуть добавил везенья, то не было бы никаких причин жаловаться на судьбу. А так... Что толку в уме и хитрости, когда нет удачи?

   Вот и в этот сезон — привез из Сурожа в Саркел три дюжины амфор вина аж на двух кораблях, расторговался удачно, уже к июлю всё продал и, как следует обмозговав предложения друзей и знакомых, оставил корабли в Саркеле на Бузане-реке, сам же сушей — а как еще? — подался к Итилю, где чрезвычайно выгодно, почти за бесценок, приобрел два десятка славянских рабов, красивых и крепких.