– Включите свет, пожалуйста, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Я даже не могу подобрать названия тем чувствам, которые обуревают меня сейчас. Это тошнотворная смесь возбуждения и отвращения. Я очень давно охочусь на убийц, но сейчас мне вдруг приходит в голову, что всю свою жизнь я охотилась на одного-единственного убийцу.

Стук в дверь комнаты для бальзамирования заставляет меня подпрыгнуть. МакДонахью отворяет ее, и на пороге появляется пожилой мужчина, заглядывающий внутрь с явным любопытством.

– Я приехал из офиса судебно-медицинского эксперта, – говорит он.

МакДонахью переводит взгляд на меня.

– Вы закончили?

– Мне нужно еще три минуты.

Он закрывает дверь.

– Не обращайте внимания на этого парня. Контора судебно-медицинского эксперта нанимает отставников или пенсионеров в качестве разъездных шоферов. Им платят за каждую милю. И эти водители ни черта не понимают в нашем деле.

– Фонарик!

МакДонахью, достав из комода, передает мне желтый карманный фонарик-карандаш.

С бешено бьющимся сердцем я последовательно исследую пальцем внутреннюю полость рта отца. Что я надеюсь найти? Кусочек меха? Трассеологические доказательства вмешательства другого человека? Когда палец попадает между верхней десной и щекой, я вдруг нащупываю что-то маленькое и твердое, похожее на кукурузное зернышко. Я вынимаю этот предмет и держу его между большим и указательным пальцем.

Это не зернышко. Это пластиковый шарик, серый – точно такой же, как те, что сыпались из груди отца в моем сне.

– Боже мой!  – шепчу я.

– Что это такое? – спрашивает МакДонахью.

– Пластиковый шарик. Ими набита плюшевая игрушка. Первоначально внутренности их заполняли рисом, чтобы они были мягкими на ощупь, но спустя какое-то время компания-производитель стала использовать пластиковые наполнители.

– Это настолько важно?

– Это улика в деле об убийстве. У вас найдется пакет «зиплок»?

МакДонахью подает мне пакет, и я кладу шарик внутрь. Дальнейший осмотр позволяет обнаружить еще три шарика: один за щекой и два других в горле.

– Вы видели, как я обнаружила пластиковые наполнители, – говорю я. – Я кладу их на то же самое место, где нашла. Вы засвидетельствовали это?

– Да, мэм.

– И готовы подтвердить это в суде?

– Надеюсь, что до этого не дойдет. Но я готов подтвердить то, что видел.

Я с резким щелчком снимаю с рук перчатки, и вдруг в голову мне приходит неприятная мысль. Мне следовало осмотреть полость рта отца до того, как вкладывать в него голову Лены. Это все стресс во всем виноват. Я передаю мистеру МакДонахью плюшевую игрушку.

– Пожалуйста, осмотрите ее и убедитесь, что в шкурке нет дырок.

С удивлением, но он надевает латексные перчатки и выполняет мою просьбу.

– Не вижу никаких отверстий.

Мне хотелось бы несколько мгновений провести наедине с отцом, но если я сейчас останусь с ним одна, впоследствии это может привести к юридическим проблемам. На глазах у владельца похоронного бюро я опускаюсь на колени перед гробом, кладу руку на грудь отца и бережно целую его в губы. Немного плесени меня не убьет.

– Я люблю тебя, папа, – шепчу я. – Я знаю, что ты пытался спасти меня.

Отец не отвечает мне.

– А теперь я собираюсь спасти себя сама. И маму тоже, если получится.

На мгновение мне кажется, что папа плачет. Потом я понимаю, что по его лицу текут мои слезы. Маска холодного профессионализма, которую мне удавалось носить до этого момента, дала трещину. Передо мной в гробу лежит не какой-то анонимный труп. Это мой отец. И я не хочу снова потерять его.