— Надолго ли? — гадали мореходы.

Иван Любечанин удивлялся, сколь порогов миновали, а ни одна стрела не пролетела.

Причину тому в Киеве узнал.

Причалив, Любечанин быстро сбыл свой товар. Славилась на киевском торгу тмутараканская рыба, в ходу была, что рыбец, что шемая, а уж судак либо балык осетровый нарасхват. Рыба из Тмутаракани жирная, на солнце янтарем отливает.

Оставив на гостинец Ульке связку рыбы и свернув кольцом балык, Любечанин направился в гости к Аверкию. Свора собак увязалась за кормчим, их рыбий запах манил. Встречный люд посмеивался:

— Куда псов ведешь, Иван, со всего Киева сбежались. В Любеч забирай их!

Кормчий посмеивался:

— Я вам еще любечских привезу…

У Аверкия засиделись. Любечанин товарищу о Тмутаракани рассказывал и о князе Мстиславе. О нем кормчий сегодня и великому князю расскажет.

От Аверкия стало Любечанину известно, что будущим летом Ульку берет замуж гридин Георгий. Воевода Блуд сопротивляется, однако князь Владимир сторону гридня и Ульки держит. А Борис намерился жениться на дочери воеводы Светозара, и великий князь ему киевский стол передаст.

* * *

Боняк отдыхал, развалившись в тени развесистой яблони-дички. Еще не созревшие плоды были вяжущими и кислыми, но печенежата их ели охотно. Среди этой оборванной и грязной оравы были и его, Боняка, дети. Какие из них, хан не знал. Он знал одного, старшего, чей улус находится на берегу моря. Когда тело Боняка зароют и насыплют курган, а глаза его станут звездами, старший сын Улеб будет водить большую орду…

Вчера, когда солнце заканчивало свой бег, к Боняку приехал посол тмутараканского князя Мстислава. Но хан велел поставить ему юрту и только сегодня выслушал его. Теперь, лежа под яблоней, Боняк думал: Мстислав позвал его на хазар. Хан и сам давно мечтал повести орду на Хазарию. Печенегам хазары мешали кочевать в Задонье, они не раз нападали на печенежские улусы и угоняли их скот. Боняк даже посылал брата Булана два лета назад к Мстиславу, чтобы пойти на хазар, но тогда тмутараканский князь не согласился, а теперь сам позвал. Итиль — богатый город, и если Боняк откажет тмутараканскому князю, то все, что хазары имеют, достанется Мстиславу.

Мысли Боняка двоятся, на Итиль ли идти либо бросить орду на Киев? И хан решает, Киев подождет. А в главном городе хазар ему достанется много золота и серебра, хазары — народ торговый…

* * *

По Киеву слух пронесся: Булан орду через Днепр переправил и уводит в левобережную степь.

Обеспокоен князь Владимир, не дожидается ли Булан брата, чтобы, объединившись, пойти на Киев?

В степь послали дозорных, на Трубеж и Альту выдвинулся полк большой руки с воеводой Блудом. По первому же сигналу готовы были выступить полки правой и левой руки, а засадному вменялось Киев стеречь.

Но из степи являлись гонцы и все докладывали печенеги к рубежу Киевской Руси не повернули, уходят к Дону.

* * *

Смущали народ волхвы в Муроме. Поначалу Глеб внимания не обращал. Сказывали, явился кудесник и звал против веры христовой, к Перуну взывал.

Муромцы старины держались крепко, кудеснику верили, жгли огни жертвенные, на дубе, что у самого города, развешивали дары для Перуна, требовали не признавать попа Никифора.

Наконец надоело Глебу злодеяние волхва, послал гридней дерево срубить, костры затушить и камни разбросать, а тех муромцев, какие языческому богу поклоняются, разогнать силой.

Притихли волхвы, но не надолго. Однажды Василиса сама затронула Глеба. С той ночи на Ивана Купалу она, встретив князя, скользнет по нему насмешливым взглядом и исчезнет. А тут сама остановилась:

— Княже, от волхвов напасть. По избам ходят, народ смущают, подбивают попа изгнать, храм сжечь и снова Перуну поклоняться.