— Крепка Русь! Крепка Тмутаракань!

Савва подхватил:

— Крепка-а!

И тысячи голосов закричали:

— Русь крепка-а-а-а! Тмутаракань!..

А в лесочке, где затаился засадный полк, молодой дружинник с дерева наблюдал за сражением. Его зоркие глаза высматривали все, что творится на поле. Он кричал стоявшему под деревом Усмошвецу:

— Вижу князя с дружиной! Во-он середь наших тмутараканцев верхоконные! А хазары-то словно тараканы лезут!

Слышат воины молодого гридня, тревожатся:

— Что там, Василько? Не пора ли, воевода?

Но Усмошвец будто не слышал их, задрав голову, спросил у гридня:

— Держатся ли крыла?

И немного погоди снова:

— Как чело?

Гридин едва успевал отвечать.

— На крылах никто никого не осиливает. А в челе наши хазар теснят!

Но вот голос гридня стал тревожным:

— Темник хазарский в бой своих запасных послал! Полк правой руки попятился!

За спиной воеводы по рядам шум прошел:

— Веди нас, Усмошвец, пока хазары наших совсем не смяли!

Но Ян, будто возгласы не его касались, окликнул стоявшего рядом гридня:

— Скачи к большому полку, пусть частью правое крыло прикроют!

Гридин поскакал, и вскоре дозорный увидел, как от стоявшего позади большого полка отделилась одна сотня, за ней другая, помчались навстречу хазарам. Дозорный закричал радостно:

— Держится правое крыло!

И замолчал ненадолго, затаился напряженно, но вскоре снова раздался его голос:

— От чела тысячник Роман к большому полку поскакал. Видно, с княжьим указанием… так и есть! Большой полк на подмогу челу двинулся.

— Так, — только и сказал воевода. — Теперь наблюдай за теми хазарами, что еще рядом с темником остались.

— И они тронулись! На левое крыло пошли!

— Не спиной ли к нам хазары на левом крыле?

— Спиной поворотились, воевода!

— Теперь слезай! — Усмошвец легко вскочил в седло, обнажил меч, повернулся к воинам: — Час настал!

Ломая ветки, вынесся засадный полк, ударил хазарам с тыла. Не выдержали они, побежали, а тмутараканцы преследовали их дотемна и множество арсий порубили.

С той поры ни один летописец не вспомнит и не напишет на своих страницах о некогда могучем народе — хазарах.

* * *

На все Берестово душисто пахло созревающими яблоками, а на поле жали хлеба, бабы вязали снопы, ставили в стожки. Потом их перевезут под навесы, где зерно дозреет и его отобьют на току цепами, провеют…

Князь Владимир в такую пору проводил время в Берестове. В этот год он приехал в сельцо вместе с Борисом. Князь хотел побыть в страду с сыном, выйти вдвоем в поле, взять в руки серп, жать, вдыхая запах покоса, и слушать, как поют бабы, увязывая снопы.

В молодости Владимир проводил на поле долгие часы, но теперь его хватало разве что до полудня. Обедал Владимир из одного котла с косарями и в такие минуты забывал, что он князь…

С непривычки у Бориса болела поясница, но он держался, удивляясь, как легко орудует серпом отец.

Ядреная, бойкая на язык бабенка, вязавшая снопы вслед за князем, заметила со смешком:

— Не тот ты стал, Владимир Святославович. В прежние лета я за тобой едва поспевала, да еще на девок успевал засматриваться, а ноне плетешься, словно старый мерин. И статный-то ты был, и красивый, седни вылинял. Замени-ка, княже Борис, отца, чать, за молодым приятственней шагать.

И захохотала. Засмеялся и великий князь.