* * *

Из-за горбов Угорских наползала на Русь туча. Она клубилась, закрыла небо. Дождь пролил сначала в земле полян, в Киеве потянуло сыростью. Будоражило Днепр, в пристани раскачивало ладьи. Дворский, боярин Авдей, приказал закрыть оконца.

— Как бы горницы не залило, накручивает.

Ослепительно расколола небо ветвистая молния, и резко загрохотал гром, раскатился по земле. Хлынул ливень. Порывистый ветер гнул деревья, пригоршнями сыпал в италийские стекольца княжеских хором.

— Сколь урона принесет, — ворчал Авдей, — не одну крышу разворотит, не одну копенку опрокинет.

Появившийся в горнице Глеб спросил:

— Надолго ли зарядил?

— Нет, вишь, прояснивается. А дождь в дорогу, княже, доброе предзнаменование.

Дворский любил последышей великого князя, сердца у них хорошие, и искренне сожалел по поводу отъезда и Бориса и Глеба, совсем опустеют хоромы великого князя.

Вышел Глеб на крыльцо, туча уходила на восток. Мысленно попрощался князь с Киевом, вбежал в горницу, дворского обнял:

— Пора, боярин, воевода Илья с дружиной уже город покинул. А тебя я в Муроме каждодневно вспоминать буду.

* * *

Борису привиделся сон, что он не Борис, сын князя Владимира Святославовича, а князь Олег и ведет он на Царьград целую флотилию. Куда ни кинет взор, всюду ладьи. Ладьи по крыльям, ладьи позади. Покрыл море флот Киевской Руси.

Стоит Борис на корме и держит в руках огромное рулевое весло — правило. Уверенно ведет он судно. Странно, думает Борис, как мог Иван Любечанин доверить ему вести ладью?

Легко режет ладья волну. Смотрит Борис, вольно рассыпались ладьи. Но так должно быть до первой тревоги. И вот она не замедлила.

— Византийцев вижу! — вскричал впередсмотрящий.

И тотчас ладьи перестроились в боевой порядок.

Даже спящим Борис понимает, это сон, но видит он его как наяву.

А впереди появились тяжелые дромоны, степенные триремы, юркие хеландии и памфилы. Борис отдает команду, и ладьи развернулись веером. Теперь флот русичей охватит корабли византийцев подковой и навяжет ближний морской бой.

Неожиданно Борис услышал, как его воины закричали:

— С нами Ярило! С нами Дажбог!

Но почему они взывают к богам язычников? Ведь отец, Владимир Святославович, крестил Русь.

Князь вспоминает, он не Борис, он Олег, и как поведет морской бой? А могущественный флот империи совсем рядом, вот он. Но великий князь Владимир Святославович утверждал, русичи непобедимы! Ведь князь Олег бил византийцев…

Однако почему их корабли уходят к Царьграду? Они повернули и спешно, не приняв боя, уплывают. Борис во сне торжествует. Но что это, огромный дромон наплывает на ладью. Он наползает и вот-вот раздавит ее…

Тут раздался треск обшивок, и дромон навалился на ладью. Борису страшно, и он просыпается…

Тишина. На легкой зяби ладья подрагивает, взнузданная на якорной цени. Чистое небо в россыпи звезд. Скоро ночи конец.

Борис сон вспомнил, подумал: «И привидится же этакое!»

* * *

В последнее время Владимир страдал бессонницей, не мог подолгу лежать в темноте, голову, как обручем, сдавливало. Звал отрока, и тот приносил свечу. Воск плавился, стекал в серебряный подставец, подобно слезе.

С отъездом младших сыновей совсем одиноко сделалось великому князю, на людях еще держался, но когда наедине оставался, совсем тоска одолевала. И тогда отправлялся он в Берестово, неделями отсиживался там. Вместе с челядью заводил бредень, ловил рыбу и раков, уходил в лес…

Порой сожалел, что позволил Борису отправиться в Константинополь, но тут же убеждал себя, что в пути он наберется мужества, чему-то научится.