— Не слишком ли это… странное определение, — пробормотал он наконец, — для монастыря?

— Ладно, здесь красиво. Не спорю. — С некоторым запозданием новичок решил представиться: — Мое имя Майкл. Майкл Асборн. Рад познакомиться. Вы тоже прочли об этом месте в путеводителе «Конде Наст»?

Пора было возвращаться домой. Бенжамен более в этом не сомневался. И не из-за вновь прибывшего туриста, хотя его присутствия хватило бы, чтобы удрать отсюда. Асборн заявился в аббатство, потому что за ним охотилась пресса, разузнавшая о схеме пенсионных выплат, которые он выторговал для себя, после того как довел очередную, некогда процветавшую, компанию чуть не до ликвидации. Бенжамен никогда не слыхал о Майкле Асборне и не стремился вникать в подробности его деятельности, но, похоже, Асборн сделал карьеру, разоряя предприятия. Однако отступные, полученные им в последний раз, сочли настолько возмутительными, что эти сведения, одолев барьеры финансового гетто, попали на первые полосы трех общенациональных газет.

— Журналюги разбили лагерь у моего порога, — жаловался Асборн. — И как эти люди узнают, где ты живешь? Ну здесь-то они меня не достанут. Моя духовная жизнь до сих пор оставалась тайной, покрытой мраком, и да пребудет в том же качестве во веки веков. Благодарение Иисусу, на свете есть монахи! Что бы мы без них делали, а?

Но и до откровений Асборна Бенжамен чувствовал — с крепнущей уверенностью в своих силах, решимостью и даже нетерпением, — что пора возвращаться в большой мир. Симптомы этой тяги сперва не были ярко выраженными. Он начал каждый день ходить в деревню за газетами и читать все, что писали о войне. Наведавшись в лавку на окраине аббатства, он, порывшись в дисках, купил не только записи, сделанные самим монастырем (как собирался), но и музыкальную классику. Он был готов снова слушать музыку.

На одном из приобретенных дисков была оратория «Юдифь» Онеггера. Бенжамен не забыл, как слушал эту музыку по радио, возвращаясь от Клэр из Малверна летом 2001-го, включив приемник в машине как раз в тот момент, когда звучала «Песнь девственниц», и как он разволновался от нахлынувших воспоминаний.

Клэр была необыкновенно добра к нему в тот вечер, надавала столько хороших советов. Она всегда была добра к нему, если подумать, а он редко платил ей тем же. Как он был слеп в том, что касалось Клэр, все эти годы! Он всегда побаивался ее, вот в чем дело, догадался Бенжамен. Она была ему ровней — и даже превосходила его в некоторых отношениях, — а ему, по-видимому, никогда не хватало смелости сблизиться с такой женщиной. С Эмили они, прижавшись друг к другу, прятались за завесой религии, и если жене обычно нечего было сказать о его текстах или музыке, это, по большому счету, его только устраивало. Он не любил, когда его подстегивали. Клэр подстегивала бы его на каждом шагу. Напиши он что-нибудь никуда не годное, она бы ему об этом сразу сказала. Но ведь именно в этом он и нуждался теперь. Именно так ведет себя настоящий друг — любящий друг. Другой вопрос, достаточно ли он повзрослел, чтобы вступить в такие отношения?

Он навестит Клэр, как только вернется в Мидлендс. Навестит по-дружески, а там посмотрим, что из этого выйдет. Наверное, неспроста в монастырской лавке нашлась «Юдифь»; слушая музыку, которая теперь ассоциировалась у него с Клэр. Бенжамен понимал, что ему совершенно необходимо с ней встретиться.

Но опять же… существовала еще и Мальвина.

Вздохнув, Бенжамен перевернулся на другой бок. Лунный свет просвечивал по краям дряхлых штор. Как можно сравнивать Мальвину и Клэр? Разумеется, нельзя. Воображать, будто Мальвина подходит ему в качестве спутницы жизни, — абсолютная нелепость, с какой стороны ни глянь. Во-первых, она была на двадцать лет моложе.