«Хорошо, — подумал Флэндри, — я должен признать, что если Кто-то и был заинтересован в моем существовании, то Он обставил это изысканными удовольствиями».
Вдруг страх ударил в его сердце и заставил губы пересохнуть. «Ведь Он не собирается отобрать у меня эти удовольствия, не так ли? Не теперь! Позже, когда я стану старым, когда мне будет уже все равно, тогда — пожалуйста, но не сейчас!»
Флэндри вспомнил товарищей по армии, которые не дожили до его возраста. Это не было утешением, но заставило его овладеть собой. Те ребята не хныкали…
А может быть, все изменится к лучшему.
Корабль качнулся. Двигатели взревели на надрывной ноте. Приземление…
Мерсеянская база стояла у обрыва над рекой, на расстоянии примерно тридцати километров на север от ее устья. Космодром был маленький, оборудование, как оценил его Флэндри, — ничего особенного, несколько эсминцев и более мелких кораблей могут начинать операции с этой базы. Но он заметил внутри базы несколько зданий, которые, казалось, не имели космического назначения.
«Хм! Разве у мерсеян есть еще какой-нибудь интерес к Тэлвину?.. Похоже, что да. Иначе они наверняка нашли бы более уютную планету для своей базы или, лучше, закамуфлированную планету, например, бессолнечную темницу… Их разведывательная активность здесь напоминает мысль, пришедшую слишком поздно».
Появился Тринтаф, отдал приказ и снова исчез. Флэндри провели к выходному люку. Диана ожидала его в окружении стражи. Она казалась невероятно тонкой и хрупкой рядом с мерсеянином — фарфоровая статуэтка.
— Ники, — простонала она, двинувшись по направлению к нему, — Ники, пожалуйста, прости меня, пожалуйста, будь снисходителен ко мне. Я даже не знаю, что они говорят.
— Позже я, может быть, и будут снисходителен, — отрезал он, — если мне дадут возможность для этого.
Она закрыла глаза и отшатнулась. Он пожалел о том, что так сказал. Диана была измученной и опустошенной — к этому ее привела собственная алчность; конечно, приятно ощущать ее руку в своей — это, безусловно, скрасит его пребывание здесь. Но гордость не должна ему позволить размякнуть.
Люк открылся. Трап был спущен. Пленникам объяснили, что надо выходить. Диана одеревенела. Флэндри спохватился: «Иуда на сковородке! Ведь меня же предупреждали, что нужно сменить одежду, а я забыл».
Тепло обволокло его, втекло в него, стало им самим и напомнило о преисподней. Температура, по всей вероятности, была не меньше 80 градусов по Цельсию (а может быть, и выше), вот это да: всего на 20 градусов ниже земной точки кипения воды. Нагретый, как из доменной печи, воздух несся с ревом сквозь бронированный козырек, который как-то волнообразно колебался в помутневшем взгляде Флэндри. Он весь был окутан, обмыт, даже не потом, а противной, липкой влагой. Влажность при такой дикой температуре была максимальной. Дыхание напоминало вздохи тонущего.
Шумы сильно отдавались в его ушах сквозь этот плотный воздушный поток, все голоса, скрежет машин. Запахи, доносившиеся из джунглей, были едкими и мускусными, со следами сернистых испарений. Флэндри увидел вознесенное к облакам строение, на вершине — колокол; это для того, чтобы призывать верующих в Бога из мира, находящегося отсюда на расстоянии двести пятьдесят световых лет. Освещение, не создающее теней, делало расстояние не поддающимся оценке. Было ли это пристанище с кондиционированным воздухом так далеко, как ему пригрезилось?
Команда направилась к этому зданию. Они не построились, но во всем чувствовалась дисциплина: в их близко расположенных друг от друга рядах, и в неспешной трусце. Мерсеяне, которые выходили из здания по делу, были одеты в белые покрывала, оборудование они несли на спине.
— Пошли, землянин, — сказал стражник Флэндри, — или ты наслаждаешься нашей погодой?
Флэндри тронулся с места. |