Тут я искренне порадовалась, что мой новый друг не дорос до габаритов Ильи Муромца, потому что я тоже не Святогор-богатырь и тяжести свыше пятидесяти кило без автопогрузочной техники перемещать не могу. Японец весил как раз около полуцентнера. Я подхватила его под мышки и поволокла к лестнице. Чихара мне никак не помогал, но и не мешал, пассивно влекся по маршруту и молчал в тряпочку желтенького плисового шарфика. Ноги его волоклись по полу раздвоенным рыбьим хвостом, каблучки маломерных ботинок сбивали в крупные складки плешивую ковровую дорожку.

На первых же ступеньках крутой лестницы я с огорчением установила, что моя реальная грузоподъемность существенно меньше пятидесяти килограммов.

– Рыбонька моя, может, ты тут поспишь, на коврике? – предложила я снулому японцу, но сама тут же устыдилась сказанного.

У Тяпы моей совести не было вовсе:

– Вздерни его! – кровожадно посоветовала она.

– Куда?! – ужаснулась Нюня.

– Ну не на рею же! – рассердилась Тяпа. – На перила!

– Спасибо, это мысль! – я с благодарностью приняла рационализаторское предложение.

Вздернула безразличного японца на наклонную плоскость гладко отполированного деревянного бруса и потащила его вверх, как волокушу по накатанному санному пути. До второго этажа мы добрались быстро и весело, а там я самоотверженно подхватила пьяное японское тело на руки и с ускорением зашагала в сторону того единственного номера, дверь которого была гостеприимно приоткрыта. Я не знала, в этом ли конкретном номере расквартирован мой пьяный приятель, но считала лишним обращать внимание на данное незначительное обстоятельство. Если что, на полуторной кровати запросто поместятся и два таких Чихары, в тесноте, да не в обиде!

Печально поскрипывая, открытая дверь покачивалась на сквозняке. Я приостановилась, прикидывая, как бы мне половчее проскользнуть в проем в момент максимального его расширения. Посапывающий Чихара привольно раскинулся на моих руках, пришлось прихватить его поудобнее и уложить покомпактнее. Я с материнской заботой (Сэм был бы мною доволен!) пристроила голову японского питомца на своем плече, осторожно развернулась на исходной позиции, и в этот момент меня ослепила вспышка.

В первый момент я подумала, будто это сверкнула молния за окном, и только удивилась, что зимняя буря неожиданно сменилась классической майской грозой. После вспышки темнота коридора стала совершенно непроглядной, но я явственно услышала звук торопливо удаляющихся шагов, и это помогло понять: не было никакой молнии! Меня ослепила фотовспышка!

Я стояла у открытой двери гостиничного номера, как младенца, прижимая к груди малознакомого японца, и в этот пикантный момент никак не ожидала стать объектом интереса папарацци.

– Боже! Что скажет мама! – жалобно пискнула Нюня, мигом вообразив, как живописно мы с господином Чихарой будем смотреться на газетной фотографии с разудалой подписью «Русские интердевочки носят своих клиентов на руках!».

Моей милой мамочке и моему строгому папочке один взгляд на такой шокирующий снимок грозил сердечным приступом. Я остолбенела в растерянности. Задремавший Чихара, напротив, внезапно пробудился, вывалился из моих материнских объятий и поступью пропойцы– морячка, опаздывающего к отплытию родного пиратского брига, ринулся по коридору вдогонку за неизвестным любителем ночной фотоохоты.

– Стой! – крикнула я, сама не зная кому.

– Да не стой! Наоборот, беги! – прикрикнула на меня деятельная Тяпа.

Робкая Нюнечка предавалась отчаянию, оплакивая мою погибшую репутацию, но я проявила мужество и удержалась от того, чтобы составить ей компанию. Тяпа была права: мне следовало, пока не поздно, спасать себя от позора, а родителей от инфаркта.