— Извини, Слава. Последние двадцать лет я редко гуляю с девушками по осенним аллеям. А здесь неплохо. — Он с тоской огляделся.

Скамейку, на которой мы сидели, какие-то любители паркового интима затащили в кусты барбариса, покрытые мелкими красными ягодами. Несмотря на обилие пустых бутылок и банок из-под пива, поблескивающих в траве, очарование осеннего дня не померкло. Напротив — в его величественной прощальной красоте, переполненной классическими ассоциациями, сквозило нечто беззащитно-трогательное, бренное.

Высоко над нашими головами сходились в единый шатер кроки могучих ясеней, окрашенных «колдовским каким-то цветом» кленов и почти облетевших лип. В просвете кустарников блестела вода, с виду по-летнему теплая.

— Интересно, мы опять встретились у Москвы-реки. Но в лужниках более цивилизованно. Я, собственно, выбрал это место, чтобы не гонять тебя через всю Москву. Ты ведь уже давно поселилась на «Соколе»?

— Давным-давно. И, знаешь, это смешно — в квартире, очень похожей на ту прежнюю, вашу — у Чистопрудного бульвара. Она принадлежала моему деду историку эпохи тоталитаризма. Ну, и, соответственно, все оформление «профессорского дома» осталось на месте — книги, лампы, шкафы… Даже запах, мне кажется, тот. — Я засмеялась. — Ты и не поверишь… Помнишь, у вас была тетя мура, которая умела печь малюсенькие пирожки, такие крохотные, слоеные, с различными начинками? Когда 15 августа я вошла в твою квартиру — там пахло этими пирожками. Их запах, соединившись с ощущением праздника, веселья, какой-то житейской основательности, стал для меня символом настоящего дома. Я научилась печь точно такие же, теперь это мое «фирменное блюдо». И, кажется, у нас всегда пахнет пирожками.

— А тетя Мура умерла. Собственно, она была домработницей, растившей ещё моего отца… Пиродков теперь нет. Да праздники с весельем что-то тоже не чавсто перепадают. — Аркадий, присмотревшись к берегу реки, кивнул кому-то и я увидела мелькнувший в зарослях мужской силуэт.

— Тебя сторожат или преследуют?

Аркадий рассмеялся.

— Это же одно и то же. Только осуществляется разными сторонами и с разной целью. Одни преследуют, а другие от них сторожат.

— Важный очень у меня спутник. — Я отодвинулась на край скамейки, чтобы лучше рассмотреть его. — Как это тебя турки не сцапали? Или, может быть, турчанки?

— Турчанки опасны только в постели. А туркам я даже в качестве барана не нужен. Жестковат и, наверно, ядовит.

— Но зато способен уплатить за девушек хороший выкуп. — Аркадий подсел поближе и внимательно посмотрел на меня. — Слава, я должен кое-что объяснить. Вероятно, мне вскоре придется уехать и… всякое может случиться… В общем… У тебя на губе ссадина — это от них? Зверье…

Он напыжился и наверняка сжал в карманах плаща кулаки. Я коснулась своей губы, ощупав подсохшую корочку.

— Хотела помадой замазать, но ещё сильнее заметно и вообще вид страшный. Знаешь, подбитая губа и яркая помада — это уже знак… Но это так — случайность…

Я смущенно отвела глаза и Аркадий успел поймать мою руку. Подержал бережно в ладонях, поднес к губам и, едва коснувшись, отпустил.

— Прости. Во всем случившемся — моя вина… Видишь ли, я не стану вникать в подробности, но в общих чертах могу определить ситуацию так: меня подставили. Послушай-ка маленькую историю…

Некоему господину предлагают совершить деловую поездку с определенной целью под видом невиннейшей прогулки. Господин уже не мальчик и от подобного приключения отказывается. Но вдруг он узнает, что его приятельница — подруга дамы, которая его очень интересует…

— Выходит, ты давно знал, что Ася дружит со мной?

— Естественно.