Профессор же Бир и его ассистент хотят меня резать еще раз в первых числах января. Я соглашаюсь на вторую операцию, но при условии, чтобы резали скорее… Жду от Вас поддержки и очень прошу “дать директиву” о скорейшем отъезде моем из-за границы, не ожидая второй операции».
Двадцать шестого ноября Ленин, напротив, попросил проголосовать в политбюро совсем другое предложение: «Обязать Рыкова остаться для новой операции по указанию профессора Бира и впредь до полного излечения и отдыха».
Двадцать первого января 1922 года Ленин наставлял Алексея Ивановича: «Итак, я насчет четырех месяцев оказался ближе к истине, чем Вы.
Пока не вылечитесь и не научитесь спать по десять часов без снотворного, никакой “мелочи” на Вас взваливать нельзя… Во всяком случае до окончания всего “курса” и до расписки обеих знаменитостей, что товар сдают в готовом виде для товарообмена, в работу серьезную Вас нельзя!»
Первого марта 1922 года Ленин телеграфировал Николаю Николаевичу Крестинскому, которого за полгода до этого отправили полпредом в Берлин: «Не выпускайте Рыкова, пока не достигнет семидесяти кило. Исполнение телеграфируйте»
Второго марта исполнительный Крестинский ответил: «Я спросил сегодня у врача, можно ли надеяться, что Рыков скоро увеличит свой вес до 70 кило. Врач ответил, что при характере Рыкова этого, вероятно, никогда не будет… Добиться можно было бы только в том случае, если бы месяца два специально откармливать его, не позволяя ему почти двигаться, и то при начале работы и движения он очень быстро потерял бы этот искусственно приобретенный избыток веса.
Поэтому, если Рыков вернется из Бадена с хорошим самочувствием и профессора не будут возражать против его поездки в Россию, я чинить ему препятствий, несмотря на Вашу сегодняшнюю телеграмму, не буду».
И Григорию Яковлевичу Сокольникову, который после Гражданской войны тяжело заболел, сделали в Германии операцию. Он был образованным человеком, знал шесть языков, в эмиграции окончил юридический факультет Парижского университета и докторантуру, намереваясь защитить диссертацию по экономике, но помешала начавшаяся Первая мировая война. Владимир Ильич видел его во главе Наркомата финансов, надеясь, что он-то наладит расстроенное денежное обращение. 13 октября 1921 года Ленин подписал телеграмму в Берлин: «Узнайте точно, каково состояние здоровья Сокольникова. Добудьте врачебное свидетельство о том, сможет ли он теперь перенести далекое путешествие… Требуется работоспособность хотя бы на несколько часов в день в хороших условиях.
Ответьте немедленно и поставьте вообще дело так, чтобы о каждом лечившемся в Германии присылался в ЦеКа оригинал самого подробного заключения врачей и предписания их больному или вылечившемуся».
Точно так же Владимир Ильич озаботился состоянием здоровья главного редактора «Правды» Николая Ивановича Бухарина. 28 января 1922 года инструктировал полпреда в Германии Крестинского: «Примите все меры к охране Бухариных. Жену Бухарина надо надолго в санаторию. Говорят, больна серьезно. Николая Ивановича Бухарина надо держать строго вне политики. Пусть пробудет сейчас, пока не выправит сердце, а потом по временам наезжает к жене. Привет!»
Крестинский ответил: «Николай Иванович сильно истощен; на почве этого истощения сильно развившаяся неврастения, сердце не в полном порядке, но никаких органических повреждений еще нет… Мое впечатление от Николая Ивановича, что ему для полного восстановления сил и работоспособности нужно пробыть в санатории или, может быть, сначала в санатории, а потом где-нибудь в горах в общей сложности не менее двух месяцев.
Положение Надежды Михайловны серьезнее. Процесс в легких у нее уже прошел, но на почве заболевания внутренней секреции и сильного истощения у нее сильно не в порядке нервы и есть признаки сахара». |