|
Валю она сто лет знала. Бедовый был, бедовым остался. Весь как нерв. А Наталью она по их школе не помнила, как обычно не помнят старшие ученики младших. В отличие от Татьяны, Наталья в институт поступила, в педагогический, на русский язык и литературу, год там проучилась, родила, перешла на заочный. Она, конечно, приехала в Москву со всеми документами, хотела оформиться в институте… Именно с приездом Натальи Татьяна вроде ожила. Наталья первая задала ей разные вопросы, которые никто ей никогда не задавал. Она спросила, любит ли Татьяна мужа? Спросила, что будет с ними дальше, потом? Татьяна была старшей, старший обязан отвечать.
И она обстоятельно, все продумав, отвечала. Что про любовь говорить, если второго уже носит? Наталья засмеялась. Если не будет войны, то все будет с ними хорошо. Жизнь ведь постоянно улучшается. Татьяна понимала, что ответы ее глупые, но других она тогда не знала. А Наталья металась. У нее ничего не вышло в Москве с институтом. Группа, в которую она попала, с отвращением ее отторгла. За то, что та примитивно любила Есенина и музыку Пахмутовой, душилась «Красной Москвой» и произносила фрикативное «г». Это на русском-то факультете! – Наплявать! - сказала Наталья, уходя из института. Как она металась! А у Татьяны был маленький, дел по горло… Послушает по телефону Натальины крики, сразу не сообразит, что сказать, а все потом думает, думает… – Тань, скажи, Тань! Я ночь не спала… Валька в командировке, луна в окно жарит, я аж взмокла… В конце концов, мы же бабы? Бабы! Наше дело хозяйское? Хозяйское! Мне Валька говорит: «Я тебя люблю не за образование, а за его отсутствие». Тань! И тут вот умер сосед и пришлось сидеть в чужой квартире целую ночь, смотреть на мятущуюся в горе женщину. Как говорится, все в масть. Все Натальины вопросы вылезли, и ее, Татьянины, глупые ответы тоже. «Что-то не так, - застучало в висках. - Что-то не так». Поехала к Наталье - уговаривать ее вернуться в институт. Почему-то именно это показалось важным. Первое, что Наталья предложила, - выпить. – Давай, - сказала, - за то, что мы подруги и что вместе… И пусть оно, это образование, сгорит! То, что вся питейная процедура шла у Натальи споро, ловко, все у нее было под рукой, все мигом возникло, потом только Татьяной осозналось. Выпили по рюмочке кагора, Татьяна тут же стала его запивать водой и все не могла запить, пила и пила, а Наталья над ней смеялась и была в этот момент такая хорошенькая, такая живая, что Татьяна ей сказала: – Тебе, Наташка, бы в кино. Такого лица, как у тебя, нету… – Нету, - ответила Наталья. - Вообще такой, как я, нету… И как ты, нету… Мы все в единственном экземпляре… Татьяна махнула рукой: окстись! Единственные. Нашла! Как все… Разговора об институте не вышло. Потом Татьяна сделала глупость. Решила взять в союзницы Фаину Ивановну. Вспомнила все ее нотации. Та горячо взялась за дело, что она там говорила Наталье, Татьяна точно не знает, но тогда увидела Наталью пьяной по-настоящему. Как той было плохо после этого! Как она мучилась и плакала! Как говорила, что в рот больше не возьмет… – Это все зараза Файка! - жаловалась на другой день Татьяне. - Растравила душу! Образование! Образование! Тань! Скажи, Тань! Я ж в нашем институте первая была, а тут я дура дурой… Тань! Ты слышишь, Тань! Валентин Кравчук как-то сказал им обеим - Наталье и Татьяне, - что есть в одной симпатичной литературной редакции - у него в ней очерк проходил - место заведующей хозяйством. А какое у литературы хозяйство? Бумага да чернила. При нем на пенсию уходила с этого места очень лихая женщина, он со всеми ее «отпевал». Так она, расчувствовавшись, призналась ему, что на этом месте шутя и играючи детей вырастила и сейчас бы ни за что не ушла, если бы мужа не хватил инсульт. |
