Отсмеиваясь и уже привычно матерно отругиваясь, мальчишеские экипажи попрыгали в свои лёгкие машины. Крыло в крыло, подскакивая на кочках и камнях, рванулись вперёд — мимо раздавшихся терцев. Андрюшка оторвал "гриф" первым, чуть ли не вертикально, показал Максу "fuck". Дижонов погрозил кулаком, пошёл ниже; "Воин небес" замер на миг в высшей точке подъёма, круто скользнул, лихо сваливаясь на крыло, к земле…

…и напоролся на метнувшийся снизу — из-за реки — белый тугой след.

Вспышка.

* * *

Их привезли в станицу и положили на разостланный брезент — на площади перед правлением.

Андрюшка лежал первым, руки у него сильно обгорели, и куртка на груди — но лицо осталось чистым, и синие глаза смотрели недоумённо и, как это ни жутко, весело. Словно он спрашивал: "Ой, что это со мной, ёлы? Не встаётся…" Голова Олега была расколота, и кто-то укрыл жуткий подтёк из пролома краем брезента.

Дашка стояла возле него на коленях.

— Вот они… лежат наши орлята… сломались у них крылышки… — сказал Шевырёв. Голос у него сорвался, атаман медленно встал на колено и без раздумий, без брезгливости, поцеловал обоих мальчишек в лоб. По очереди, Олега и Андрея. Было тихо, только на ветру хлопало знамя. Шевырёв закрыл мальчишкам глаза, и тогда в толпе кто-то вскрикнул и зарыдал, а потом — рыдание заглохло. Ветер хлестнул особенно яростно, и знамя развернулось над трупами. — Ничего… — с трудом сказал атаман. — Ничего, ребятишки… Вас теперь другие крылья несут… посильнее… А мы уж тут за вас… значит… как положено… — и вдруг налился чёрно-синей кровью и вскинул чугунный кулак: — Поквитаемся! За всё и за всех!

Кррррах! Разорвал тишину залп стоящего в ногах убитых караула.

Ахнуло вокруг эхо, летя прочь от станицы и возвращаясь к ней.

* * *

Тимка Задрыга возился возле выкаченного из ангара "Потёртого Гарри", когда я подошёл, пиная ботинками комья высушенной солнцем серой земли.

— Ты чего делаешь? — спросил я.

Тимка оглянулся. Лицо его было угрюмым и решительным. Смерив меня взглядом, он отшагнул в сторону и кивнул:

— Вот. Мы решили переименовать.

На носу планера — вместо надписи "Потёртый Гарри" — было написано свежей белой краской:

АНДРЕЙ КОЛПИН

— Восемнадцатую тоже переименовывают, — вздохнул Тимка и поправил букву А. — Вернее, это Макс первый решил… В "Олега Гурзо". А мы уже потом…

— Слушай… — я мучительно перевёл дыхание. — Но если же нас собьют… это же будет значить, что ребята снова умерли…

— Нет, — мотнул головой Тимка и поставил на траву банку с краской. — Фигня. Они не умерли. Просто… ушли. А раз вот такие машины у нас будут — значит, они снова воюют…

Я молча приобнял его за плечи и постоял так. Потом стукнул его в висок виском — и пошёл в ангар.

Колька ругался с Тошкой Задрыгой и Витькой Тимко.

— Ну на кой хер тебе в сотне фельдшер?! — орал Витька. — Я же летаю лучше тебя! В клубе летал лучше! Ты сам знаешь!

— Как на кой хер фельдшер?! — кричал Колька. — Сам не видишь, на кой?!

— Не вижу! Много он ребятам помог бы! Ну ладно — раньше, пока мы тихушничали — я один из вас что-то соображал по медицине! Но сейчас-то любую из девчонок свистни — побежит!

— Тьфу!!! — плюнул Колька.