— Не разрешишь — подземным голосом сказал Тимка и хлюпнул носом, — я убегу.

— Куда-а?! — застонал Колька и зафигарил кубанку в угол. — Куда ты сбежишь, убогий?!

— Куда глаза глядят, — буркнул Тимка.

— Да поймите вы — лишнего аппарата всё равно нет!

— Коль, аппарат пришлют, — тихо сказал Витька. — А мы уже под боком… Готовый экипаж…

— Ладно! — рявкнул Колька. — А сейчас — пошли вон! — они, толкаясь, выскочили наружу. — Ты чего пришёл?! — рыкнул он на меня.

— Увольнение просить, — сказал я. Колька так и сел. Потом покачал головой и выдохнул:

— Ну — денё-о-о-ок-х… Куда?

— В станицу, к Дашке. До вечера, — сказал я. — Коль, пожалуйста. Мать у неё слегла, бабка вообще при смерти… ты же знаешь…

— Иди! — Колька выдернул из стола блокнот с формами-увольняшками. — Вот, пишу! До

семи ноль-ноль завтрашнего числа! Иди отсюда все, дайте мне…

Он уронил лицо на руки, упавшие на стол — и тяжело разрыдался.

* * *

За южной околицей станицы, где речка ныряла в каменное ущелье, пленные рыли окопы и вкапывали аляповатые бетонные репера. Верховые казаки — не местные — надзирали за происходящим с сёдел — неподвижные, похожие на странные конные статуи. Турки и какие-то негры работали уныло, молча, но споро, не отлынивая, хотя никто из охранников к ним даже не приближался. Было ещё прохладно, утро — без двадцати семь.

Когда я оставил дом Гурзо, там все спали. Я всю ночь почти работал кем-то вроде сиделки — и даже бегал к маме, а точнее — к её начальнице за успокоительным. Сейчас хотелось спать, и я надеялся только на одно — доберу в ангаре, днём вылеты вряд ли будут.

— Э, летун! — окликнул меня один из казаков. — Новости не слушал? — я помотал головой. — Наши Новгород освободили, и японский десант на Курилах зажали; Тихоокеанский флот потопил всю эскадру поддержки! — он махнул кубанкой. Я в ответ выставил большой палец.

Кажется, мы в конце концов всё-таки победим, подумал я. Пнул камешек, погнал его перед собой. Господи, как давно я не играл в футбол…

Какой будет жизнь, когда мы победим? Мне почему-то всё время казалось, что всё вернётся и будет как раньше… а вот сейчас, вот в этот момент, в это утро я вдруг ожесточённо подумал: не хочу, как раньше! Как раньше — это опять, значит, вернётся шумная бестолковщина, "народные избранники" (где они?!) на плакатах, наглые рожи "приподнявшихся", тупая долбёжка телепрограмм — всё то, о чём я раньше и не думал, чего и не замечал, а сейчас вдруг вспомнил с гадливой отчётливостью. Из-за кого у страны не было армии, чтобы защитить нас?! Из-за кого мы пошли воевать?! Кто приказал военным сложить оружие, кто вообще пустил на нашу землю врага?!

Нет. Не будет, как раньше. Уж я постараюсь.

* * *

Мне и правда удалось выспаться. Правда, лёг я не сразу — чуть ли не до полудня мы возились с профилактикой и разными мелочами, но потом я всё-таки завалился. И проснулся часов через шесть, а то и больше. Снова бой шёл неподалёку (ну, относительно неподалёку — километрах в пятидесяти), уже вечерело, и Колька тряс меня за плечо:

— Подъём, подъём, вылет.

— Встаю, — я поднялся, вжикнул молнией жилета. "Ставрик" уже выкатили, Витька стоял возле него, разостлав на сиденье карту.