Толстые старики сидят там в горячей воде, толкуют о политике и сплетничают. По улицам этого города ходят генералы со свитой, проплывают кресла судей-магистратов с шествующими позади стройными охранниниками, повсюду встречаются предсказатели, ювелиры, купцы, философы, торговцы перьями, покорные варвары, разыгрывающие из себя людей цивилизованных, — каждый встречный интересен. Политикой мы, молодые, не интересовались. Жизнь не казалась нам скучной.
Пока мы бездумно наслаждались, моя сестра встретила сына магистрата с Запада, и через год они поженились.
Мой младший брат, всегда интересовавшийся растениями, встретил Первого доктора легиона и решил стать военным врачом. Мой старший брат встретился с греческим философом и сообщил отцу, что собирается поселиться на нашей ферме и заняться сельским трудом и философией. Дело в том, что эта философия была с длинными кудрями.
— А я считала, что все философы лысые, — сказала Юна.
— Не все. Она была красивой. Я не виню его. Меня вполне устраивало, что мой старший брат выбрал такой путь, потому что сам-то я хотел только одного — служить в армии. Я боялся, что он тоже захочет стать военным и тогда мне придется остаться дома и смотреть за фермой. Так пребывание на водах определило судьбу каждого из нас.
Парнезий встал и прислушался.
— Наверно, это идет Дан, мой брат, — сказала Юна.
— Да, и Фавн с ним.
Дан и Пак продрались сквозь кустарник и вышли на опушку. Дан и Парнезий познакомились, поприветствовав друг Друга.
— Я хотел испытать этот лук Улисса [*33], — сказал Парнезий, — но… — Он показал покрасневший палец.
— Мне очень жаль, — ответил Дан. — Ты, наверно, отпустил резинку слишком рано. А что ты рассказывал Юне?
— Пусть герой продолжает свою историю, — молвил Пак, усевшись верхом на сухую ветку у всех над головами. — А я буду объяснять, как античный хор [*34].
— Я рассказывал твоей сестре о том, как попал в армию, — ответил Парнезий.
— Тебе пришлось сдавать экзамен? — с интересом спросил Дан.
— Нет. Я сказал отцу, что хотел бы служить в кавалерии даков [*35], я не раз видел этих кавалеристов в Аква Сулис, но он заявил, что мне лучше начать службу в регулярном римском легионе. Я же, как и многие мои товарищи, не очень-то любил все римское. Эти рожденные в самом Риме офицеры с презрением смотрели на нас, рожденных в Британии, мы были для них варварами.
«Да, это так, — согласился отец. — Но помни, что мы — люди старой закалки и наш долг — служить империи».
«Империи? Какой? — спросил я. — Один император у нас в Риме, и уж не знаю, сколько сейчас провозглашено императоров в восставших провинциях».
«Главная беда не в этом, — продолжал отец. — Рим изменил заветам отцов и должен быть наказан».
Тут он стал вспоминать события минувших веков, и по его словам выходило, что Вечный Рим находится на грани падения.
«Да, — повторил он, — у Рима нет никакой надежды на спасение. Но если боги помогут нам, британцам, то мы можем спасти Британию. Поэтому, Парнезий, я говорю тебе как отец: если сердце твое лежит к военной службе, то твое место — на Стене».
— Какой Стене? — разом спросили Дан и Юна.
— Отец имел в
виду стену Адриана [*36].
Она была построена давным-давно, чтобы отгородить Британию от раскрашенного народа, по-вашему, — пиктов. |