На Максиме была пурпурная мантия, как будто он уже стал императором Британии, на ногах — белые с золотом поножи из кож оленя. Некоторое время он стоял молча и только смотрел, прищурив глаза.
«Станьте-ка на солнце, детки», — сказал он наконец.
И солдаты выстроились в шеренгу вдоль дороги.
«Что бы ты сделал, — обратился он ко мне, — если бы меня тут не было?»
«Убил бы того солдата», — ответил я.
«Убей же его. Он и пальцем не шевельнет».
«Нет, — сказал я. — Теперь они подчиняются тебе, а не мне. Убей я его сейчас, я был бы просто палачом, исполняющим твои приказы».
Максим нахмурился.
«Тебе никогда не быть императором, — сказал он. — Даже генералом тебе не быть никогда».
Я молчал, но было видно, что мой отец доволен. «Я пришел попрощаться с тобой», — сказал он мне.
«Вот и попрощался, — сказал Максим. — Твой сын мне больше не понадобится. До самой смерти он будет служить офицером легиона, а мог бы быть префектом[*37] одной из моих провинций. Пойдем пообедаем с нами, — обратился он ко мне. — Солдаты тебя подождут».
Максим отвел нас с отцом к месту, где его слуги приготовили еду. Он сам смешивал вина.
«Через год, — говорил он мне, — ты вспомнишь, как обедал с императором Британии и Галлии».
«Да, — подтвердил мой отец, — на двух мулах — Британии и Галлии ты сможешь ехать».
«Через пять лет ты вспомнишь, как обедал, — Максим передал мне чашу, — с императором Рима!»
«Нет, — перебил отец, — на трех мулах тебе не усидеть. Они разорвут тебя на части».
«И там, на своей Стене, среди вересковых пустошей, ты будешь плакать, сожалея, что твое понятие о справедливости значило для тебя больше расположения к тебе императора Рима!»
Я сидел молча. Императору, который носит пурпурную мантию, не отвечают.
«Может быть, из тебя вышел бы неплохой трибун [*38], — продолжал Максим, — но, насколько это зависит от меня, ты будешь на Стене служить, на Стене и умрешь».
«Очень может быть, — согласился отец, — но еще задолго до этого сюда прорвутся пикты и их друзья. Неужели ты надеешься, что Север будет пребывать в спокойствии, если ты заберешь из Британии все войска для борьбы с другими императорами?»
«Я буду следовать своей судьбе», — сказал Максим. Он улыбнулся. Это была такая ледяная, тонкая, скрытная улыбка, что кровь у меня застыла в жилах.
«А я — своей, — ответил я, — и поведу отряд на Стену».
Максим бросил на меня долгий взгляд и наклонил голову. «Что ж, следуй, юноша», — только и сказал он. Я был рад уйти, хотя собирался передать послания домой. Солдаты стояли так, как их поставили — они даже не смели переступить с ноги на ногу, — и мы отправились прочь, а я еще долго чувствовал спиной эту ужасную тонкую улыбку, как чувствуешь ветер, дующий в спину. Мы шли без остановки до самого заката, а потом, — Парнезий оглянулся и посмотрел на холм Пука, — я остановился вон там. — Он указал на покрытый папоротником бугор около кузницы, где стоял дом Хобдена.
— Там? Так там же только старая кузня, где раньше ковали железо, — удивился Дан. |