— В Виденштайне меня тоже никто не напоминает, — улыбнулась Тина.

— Охотно верю. Б противном случае все известные мне мужчины устроили бы в Виденштайн настоящее паломничество, и ваша родина стала бы полна алчущих донжуанов.

Девушка звонко рассмеялась.

— Идея недурна!

— По боюсь, что вы все же создание уникальное, и вряд ли тысячи виденштайнских дам хотя бы отдаленно похожи на вас. — Голос графа упал до шепота. — И вряд ли тысячи виденштайнских мужчин не говорили вам подобного уже много-много раз!

Подобный комплимент потряс Тину, и на мгновение она даже забыла, кого представляет в настоящее время. Девушка подняла на собеседника глаза, потом опустила их и, запинаясь, пробормотала:

— Я не.. думаю… что вам… позволительно говорить со мной… в таком тоне…

— А почему нет, когда это чистая правда? — Тина промолчала. и граф продолжил: — Но понимаете ли вы, что такой своей фразой вы даете мне понять, что ваш парижский друг будет мной недоволен и даже, возможно, вызовет меня на дуэль?

— О нет! — едва не вскрикнула Тина. — Нет-нет, этого он не сделает!

— Тогда я не понимаю, почему же он ушел, оставив вас одну. Ведь должен же он понимать, что мужчине, оставившему без надзора сокровище, грозит похищение этого сокровища — и в самом скором времени!

Тине стало смешно.

— Не думаю, чтобы Кендрик был очень обеспокоен этим, хотя мне и приятно считать себя сокровищем.

— Я мог бы описать вас в куда более сильных выражениях, но, к сожалению, бальная ложа — не лучшее для этого место…

Но в это время за перегородкой раздался шум и послышались голоса, и девушка увидела брата, вернувшегося с той девицей, с которой он отправился танцевать. К их компании присоединилось еще несколько новых, незнакомых Тине молодых, людей.

Все снова принялись за шампанское, а Кендрик, увидев ее в соседней ложе, решительно туда направился.

— С тобой все в порядке. Тина?

— Конечно, — обрадовалась она. — Так я возвращаюсь?

До Кендрика словно только что дошел тот факт, что сестра сидит теперь совсем не там, где он ее оставил, — и он вознамерился было высказаться, но в разговор немедленно вмешался граф:

— Могу я представиться? Жан де Грамон. Это я пригласил мадемуазель к себе в ложу, ибо она сидела в полном одиночестве.

Щеки Кендрика залила краска стыда.

— Я думал, с тобой кто-нибудь остался, — пробормотал он.

— Остался, но ему стало дурно, и он вышел на свежий воздух.

— Прошу прощения, но я посчитал, что смогу позаботиться о мадемуазель в ваше отсутствие. — снова вступил в беседу брата и сестры граф.

— Это было очень мило с вашей стороны, — поблагодарил его Кендрик. — Я — де Вийерни.

— Вы хотите сказать — виконт Вийерни? — воскликнул граф. — Я слышал, ваш отец не так давно умер?

— Вы знали его? — насторожился Кендрик, и Тина услышала в голосе брата тревогу.

— Мой отец чрезвычайно интересовался раковинами и потому так много говорил о коллекции вашего покойного батюшки, что у меня сложилось впечатление, будто я знаю ее с детства. Хотя на самом деле я никогда не был в Виденштайне.

— В таком случае я надеюсь, что покажу ее вам наяву при первой же возможности. — Кендрик уже взял себя в руки, и Тина порадовалась такому самообладанию брата.

— Благодарю. Возможно, в один прекрасный день я и смогу воспользоваться вашим искренним приглашением.