— Я спасла тебе жизнь, и это вся твоя благодарность? — вскричала Джилла. — Ты чуть не сжег последнего ребенка, которого мне суждено было родить!

— Спасла мне жизнь?

Внезапно у него в памяти вновь прокрутился конец видения — он рисовал богиню, спустившую его на землю с небес, богиню, имевшую лицо Джиллы!

— Так это ты вернула меня в эту помойку и хочешь, чтобы я благодарил тебя? — теперь он вопил так же пронзительно, как и жена. — Несчастная женщина, знаешь ли ты, что ты сделала?

Взгляни на себя — ты похожа на бочонок жира! Как я мог желать вернуться, когда сама Эши избрала меня?

Какое-то мгновение потерявшая от изумления дар речи Джилла молча пялилась на мужа. А потом швырнула в него деревянным половником, что лежал на плите.

— Нет, не благодари меня, ибо теперь я сожалею о том, что сделала это!

За половником последовал дуршлаг. Когда Джилла схватила медный котелок, Лало пригнулся, а Ведемир вскочил на ноги.

— Ты хотел переспать с богиней? Червяк! Так отправляйся к ней — мы здесь прекрасно обойдемся и без тебя! — кричала она.

Медный котелок, подобно солнечному диску, метнулся к Лало и, ударив его, стукнулся об пол. Художник выпрямился, баюкая ушибленную руку.

— Я уйду… — усилием воли он заставил свой голос звучать спокойно. — Мне следовало давно сделать это. Я мог бы стать величайшим художником Империи, если бы не связался с тобой, — я еще могу стать им — клянусь тысячью глаз Ильса, ты не знаешь, на что я способен! — говорил он. Джилла судорожно хватала воздух, сжимая и разжимая огрубевшие от работы пальцы и ища, чем бы еще запустить в мужа. — Когда ты снова услышишь обо мне, ты поймешь, кто я такой, и пожалеешь о том, что сказала сегодня!

Лало умолк. Джилла глядела на него с каменным лицом, и в ее глазах было что-то, чего он не удосужился постичь. Память шепнула ему, что если сейчас он даст выход своему гневу, то увидит правду о своей жене, как это уже бывало прежде. Но Лало прогнал эту мысль. Ярость кипела в его груди, превратившейся в могучее горнило. Художник не чувствовал себя так с тех пор, как перехитрил убийцу Зандерея.

Он молча направился к двери, на ходу застегивая пояс, в котором хранил заначку, по пути снял с вешалки и бросил себе на плечо короткий плащ с капюшоном.

— Папа, ты не ведаешь, что творишь, — наконец обрел дар речи Ведемир. — Солнце уже почти село. Скоро начнется комендантский час. Ты не можешь вот так просто уйти!

— Не могу? Вы увидите, что я могу! — открыл дверь Лало.

— Говно, маляр, трус! — кричала вслед ему Джилла. — Если ты сейчас уйдешь, не думай, что тебя радушно примут обратно!

Лало ничего не ответил, и последнее, что он услышал, поспешно спускаясь по скрипящей лестнице, был сотрясающий стены грохот чугунного котла, ударившего в закрывшуюся дверь.

Всем было известно, что грабить Лало не имело смысла, но в нынешней непонятной ситуации торопливые шаги могли означать кого угодно. Лало отчаянно попытался вспомнить, кому принадлежал этот квартал: НФОС или отрядам смерти нисибиси, возвратившимся пасынкам, или Третьему отряду коммандос, а может, вновь собравшимся людям Джабала, или еще кому-то, о ком он еще даже не слышал.

В его руке блеснул небольшой кинжал — малая надежда против человека опытного, но, возможно, достаточная, чтобы остановить человека, ищущего легкой поживы до заката.

— Папа — это я!

Тень за спиной Лало остановилась на безопасном расстоянии.