Дэриш Венн испустил пронзительный крик.

Пальцы плавно погрузились в его голову, пройдя сквозь волосы, кожу и кость, как будто сквозь мягкую глину. Горло Сена Дунсидана сжалось, его стало мутить. Рука Моргавра полностью вошла в череп, медленно поворачиваясь, словно выискивая что–то. Капитан прекратил кричать и дергаться. Его глаза потемнели, лицо стало дряблым, а взгляд — тупым и безжизненным.

Моргавр извлек из головы Венна свою руку, она была влажной, от нее шел пар… Затем она исчезла в черных одеждах колдуна. Моргавр тяжело дышал, и Сен Дунсидан мог слышать в его дыхании удовлетворение и наслаждение. Казалось, колдун задыхается от восторга.

— Вы и представить себе не можете, министр, — прошептал он, — как здорово питаться чужой жизнью. Это такой экстаз! — Он сделал шаг назад, выпустив Венна. — Вот. Готово. Он теперь наш, можно делать с ним все, что пожелаем. Это — ходячий мертвец, лишенный собственной воли. Он будет делать то, что ему скажут. Он сохранил свои навыки и свой опыт, но больше не думает о себе. Полезный инструмент, министр. Взгляните на него.

Это не было приглашением, это был приказ. Сен Дунсидан нехотя повиновался. Он вгляделся в безжизненные глаза, и его отвращение сменилось ужасом: в считанные секунды они утратили цвет и прозрачность, став молочно–белыми и пустыми. Дунсидан осторожно обошел вокруг стола, стремясь увидеть рану на затылке капитана, там, где в его голову вонзилась рука Моргавра. К его изумлению, раны не было. Череп не был поврежден. Все выглядело так, как будто ничего не произошло.

— Испытайте его, министр.— Моргавр смеялся.— Прикажите ему что–нибудь сделать.

Сен Дунсидан изо всех сил пытался сохранить присутствие духа.

— Встаньте, — приказал он Дэришу Венну и с трудом узнал свой голос.

Капитан поднялся. Он не посмотрел на Дунсидана, и было видно, что он не осознает происходящего. Его глаза оставались мертвыми и пустыми, а лицо утратило выразительность.

— Он самый первый, но всего лишь первый, — прошипел Моргавр, страждущий и нетерпеливый. — Нам предстоит длинная ночь. Иди и приведи мне другого. Я жажду свежего вкуса! Иди! Приведи мне шестерых, но прикажи им входить по одному. Отправляйся скорее!

Сен Дунсидан вышел, не проронив ни слова. Чешуйчатая рука, дымящаяся и влажная от содержимого человеческой головы, — эта картина навсегда осталась в его памяти.

Он привел так много людей в эту комнату той ночью, что потерял им счет. Он приводил их небольшими группами и впускал по одному. Он видел, как их тела подвергались насилию, а разум — уничтожению. Он стоял рядом, не пошевелив и пальцем, чтобы помочь им, когда их превращали из полноценных людей в оболочки. Странно, но после Дэриша Венна он не запомнил больше ни одного лица. Все они слились в одно. Все они были для него одним и тем же человеком.

Когда камера оказалась переполненной этими людьми, ему было приказано вывести их и передать надзирателю, чтобы тот разместил их в большем помещении. Тюремщик увел их, не сказав ни слова, даже не взглянув на них. Но после того как он проводил человек пятьдесят, глаза надзирателя встретились с глазами Сена Дунсидана. Он бросил на министра тягостный взгляд, от которого мурашки побежали по телу. В этом взгляде читались вина и обвинение, ужас и отчаяние и, помимо всего этого, ничем не сдерживаемый гнев. «Это подло, — говорил этот взгляд. — Это перешло все вообразимые пределы. Это безумие».

И, несмотря на это, надзиратель также ничего не предпринял.

Они оказались сообщниками в чудовищном преступлении.