А в последнее время пристрастилась издеваться, старая перечница. Над честным народом просто глумилась: налево и направо раздавала щедрые обещания, что вот-вот удар ее хватит, что буквально в любую минуту скопытится. Все доверчиво ждали…
И что же? Не помирает, злодейка! Беззастенчиво надувает народ!
А вот теперь, кажется (тьфу-тьфу!), точно слегла.
Окружающие, вспоминая о ней, даже дышать опасались. А встречая Свиридова, грех-надежду скрывали, сердобольно несчастного вопрошая:
— Как ваши дела?
В последние дни Свиридов их гордо пугал:
— Налаживаются!
— Неужели опять выздоравливает? — паниковали добрые люди.
— Нет, на этот раз точно налаживаются: на ладан дышит, старая грымза, — успокаивал всех Свиридов.
Он теперь денно и нощно дежурил у постели болезной, являя сыновью покорность. Опасаясь, что вредная старушенция в последний момент передумает, зятек «услаждал» ее слух байками о непривлекательности белого света. Украдкой стьщил бабульку, из вредности-де покидать не желаешь юдоль слез и печалей, смотри-де, прогадаешь, плохо здесь, отвратительно. Концом света даже стращал. Параллельно Свиридов всячески убеждал злющую тещу, что она сущий ангел и ждет ее райская жизнь…
А теща желчно ему отвечала, что она и этой жизнью довольна. И эта жизнь была бы и совсем хороша, когда бы не зятья, дети, внуки, правнуки, соседи, дворники, продавцы, почтальоны, политики, прохожие, пенсионеры, собаки и кошки. И еще парочки всяких развратных влюбленных сильно, мол, достают. Но в больнице всей этой шушеры вроде и нет, так почему бы не жить?
В общем, ясности и в этот раз никакой: как оно выйдет? Помрет теща Свиридова или опять подведет? А то и вовсе зятюшку переживет. Он тоже не мальчик, седьмой десяток наклюнулся. И нервы не те, и силы не эти с проклятущей злодейкой тещей. Вот и думай теперь, греши на старости лет, помрет родной человечек аль «порадует» всех годом-другим своего злостного пребывания во дворе, в подъезде, в квартире. Авось помрет.
Все будет зависеть от ее настроения. Доктора разводят руками: «Бабуля здорова». Но девяносто восемь годочков (а может, и больше, теща кокетка) — аргумент «ломовой». Опять же, сама обещала, даже клялась: «Здоровой помру! Болезней дожидаться не стану!»
Свиридов был не только пациентом Далилы, но и соседом. Зная о роли тещи в его несчастливой судьбине, она не обманывала Орлова, действительно полагала, что если дело всей жизни Свиридова свершится и теща помрет, то в психоанализе надобность отпадет. Свиридов оживет и воспрянет…
И не он один. Теща, что тот Пиночет, половину района в страхе держала. У других, изможденных ее крутым норовом, просто нет лишних денег на всяких там психологов-аналитиков.
Умрет теща или не умрет — благо для всех пока нереальное (прости этот грех им господь), но Далила, поговорив со Свиридовым, осталась довольна. Сеансы психоанализа решили отложить до лучших времен. Уточнять не будем каких, чтобы в цинизм не впадать. Хотя дело житейское не всегда подвластно морали.
После разговора со Свиридовым Далила сама, не прибегая к помощи Даши, позвонила Орлову. Он мгновенно явился на зов с букетом, комплиментами и благодарностью. Далила букет приняла, а комплименты и благодарность безжалостно отклонила, скромно сказав:
— Рано, не заслужила.
— Я уверен, вы нам поможете! — с чувством воскликнул Орлов.
— Вам? — удивилась Далила. — Вы говорите о вашей подруге или жене?
Он смутился и попросил:
— Можно это оставить в тайне?
— И вы никак не хотите обозначить свою причастность к этому делу?
— Нет, не хочу. Поверьте, в поисках убийцы моя тайна не помешает, — заверил Орлов. |