— Могу спросить подробности? Если нельзя — ладно. — Когда надо, хозяин кабинета умел быть конструктивным и покладистым.

— Могу лишь намекнуть. Человек, с кем буду связываться, не будет иметь риска на родине лишь в том случае, если из Японии ему позвонит кто-то, реально находящийся в заключении. Такой вот парадокс.

— Неожиданно. — Впечатлившийся чиновник от удивления выпил бутылку в один глоток.

— Вы не представляете, насколько скрупулёзно и профессионально там умеют проверять информацию. Я не желаю зла своему другу, особенно в их нынешний период очередной охоты на ведьм.

— Продолжайте.

— Я практически закончил. Не собираюсь рисковать чужой судьбой, полагаясь на свои невеликие актёрские данные: когда я действительно буду звонить из тюремной камеры — это одна энергетика. А вот если я попытаюсь сыграть и изобразить, чего нет на самом деле… Вы поняли.

— Проверять они скорее всего будут через наш единый реестр. — Хозяин кабинета включился в обсуждение и тоже напряг мозги. — Чтобы не закрывать вас реально, можно подсуетиться и по запросу джентльменов из НАЙТЁ создать неоличимую от правды легенд…

— Нет, — перебил оябун. — Ещё раз извините. Слишком много суеты, лишние движения, следы где не надо, я об электронном документообороте. Ещё раз: я не хочу рисковать чужой судьбой, а наши доблестные вояки буквально вчера продемонстрировали нам с вами, почему не стоит рассчитывать на авось, — борёкудан развеселился.

Министр скупо улыбнулся в ответ:

— Да уж, сложно не согласиться. Тогда к нюансам. Мы оба понимаем, что наше разбирательство — и, соответственно, ваше заключение — долго не продлятся, даже недели не пройдёт, но всё равно. Может случиться, что ради одного телефонного звонка…

— Вы не в контексте, извините. Человек, с которым я буду связываться, находится в Китае. — Прозвучавшая деталь многое объяснила. — Он занимает достаточно серьёзное место. Люди его уровня не просто под колпаком всю жизнь, а живут под тройным присмотром двадцать четыре на семь. Вам назвать, каких китайских организаций?

— Не надо. Пусть у НАЙТЁ голова болит, — отмахнулся министр.

Теперь картина прояснилась. Эдогава-кай, стремительно ворвавшись в подковёрную и негласную часть японской политики, огляделись и на удивление не стали качать права. Вместо этого, получив крайне деликатный запрос от родной госструктуры, вчерашние гангстеры…

Дальше можно не додумывать. У неплохого когда-то опера (впоследствии — следователя, а сегодня — министра) и с интуицией, и с ощущением правоты всё было в порядке.

Хозяин кабинета поднял ладонь, призывая собеседника помолчать, и тоже задумался. Если бы на месте конкретного борёкудан сидел другой, Мацуи б даже в диалог вступать не стал. Да другой бы и не попал в этот кабинет.

Но в Миёси Мая было то, что в других людях, включая абсолютно добропорядочных граждан, часто отсутствовало: он реально мыслил не только категориями личного благополучия.

— Эти двое, которые просили Моэко-тян им помочь, несколько раз сказали «Япония». — Отстранённо заметил вслух оябун, игнорируя просьбу о тишине. — Моя дочь далеко не так глупа и неопытна, как может показаться. Она и образована хорошо, и в людях разбирается не хуже меня.

Министр неодобрительно вздохнул, но удержался от комментариев.

— Она утверждает, что именно этим двум можно верить. Их «Япония», похоже, не сильно отличается от того, что себе представляем мы. И вы, — припечатал якудза. — А в тюрьму на рабочей группе ваши аналитики сегодня и сами предлагали всех нас запечатать на время — когда поднялся вопрос о…

— Помню.