Вот его ментальный запах я ощущал определенно и четко! Эманацию первичных ни с чем не спутаешь, она как острый нож в груде железного лома, как пронзительный звук трубы на фоне пиликанья скрипок, как вонь нашатыря, заглушающая смрад гниющих отбросов. Но и среди первичных есть отличия. Я помнил запах жутких древних тварей, Борджа и Малюты, и помнил, как пахли те, что помельче калибром, Джавдет и Генри Форд, мамзель Дюпле и Харви Тейтлбойм, Земской и Дзюба. Да, разница имелась! И нынешний мой клиент скорее походил на Борджа и Малюту, чем на Джавдета и прочую шушеру. Словом, крепкий орешек! Однако и он не знал о Забойщиках. Не было таких умельцев в его времена.
Вертолет кружил над ущельем, солнце пыталось заглянуть в темную щель среди гор, но скалы стояли насмерть, превращая свет в тени, зной – в зябкую прохладу. Чувства мои обострились; я слышал, как шуршат камешки под ногами Анны, как позванивает мачете дона Луиса, как глубоко и ровно дышат коммандос. Сверху – полоска голубого неба, рядом – ручей, чьи воды уже не прозрачны, а темны… Слева – кусты и камни, справа – камни и кусты… С обеих сторон тянуло знакомым запахом. Похоже, нас собирались взять в обхват.
Я остановился, поднял руку и выкрикнул:
– Оружие к бою! По кустам… гранатами… огонь!
Грохнули подствольники. Семь гранат – налево, семь – направо… Брызнули каменные осколки, вспухли огненные шары в кустах, кто-то завопил от боли, кто-то взревел от ярости… Не ожидали, нергалово семя! – подумал я со злорадством и вскинул обрез.
Они появились из-за камней, выскочили из кустов, объятых пламенем, спрыгнули со скал, из-под зеленой завесы плюща. Быстрая и страшная орда! Были людьми, пусть не лучшими, раз превратились в упырей, но ничего человеческого в них больше не осталось. Клыкастые пасти, космы нечесаных волос, грязные лохмотья, скрюченные пальцы с отросшими ногтями… Один с оторванной взрывом рукой, у другого выбит глаз, и многие в крови от осколочных ран. Упырь, оставшийся в пылающих кустах, дергался там, ворочался и орал на все ущелье. Первым залпом уложили мы немногих, может, двоих-троих, но враг лишился преимущества внезапности. Собственно, было оно на моей стороне.
Грр-рау! Грр-рау! – рявкнул обрез. Гррау, гррау, гррау!
Две пули налево, три – направо, и пять голов разлетелись кровавыми клочьями. Коммандос тоже начали палить, но не все припомнили мои инструкции – били в грудь, в живот и в ноги. Я находился в середине цепочки и, хоть вампиры двигались стремительно, успел пристрелить еще двоих. Третьего, что прыгнул на меня с оскаленной рожей, ткнул стволом под ребра и добил на земле. Вокруг уже шла рукопашная схватка, наши люди стреляли и отбивались мачете и прикладами, кто-то хрипел с разорванным горлом, кого-то грызли, повалив в ручей. Вода окрасилась багрянцем, и неслись над ущельем стон и крик, лязг клинков и грохот выстрелов.
Грр-рау! Грр-рау! Я вышиб мозги еще двоим. Сегодня «шеффилд» не шептал, ревел разъяренным зверем, будто бросая вызов предводителю орды. Пока я его не видел, но чувствовал запах, струившийся с дальнего конца ущелья. Должно быть, он считал, что драться с пищей ниже достоинства идальго.
Хрясь! Я обернулся и увидел Анну с окровавленным клинком, над трупом упыря. Хорошо, мелькнула мысль. Хорошо, что спину мне защищает жена! Когда-то она сказала: где ты, Кай, там и я, Кая… Ее право – стоять за моей спиной, ее выбор – жить и умереть с Забойщиком… Но со смертью мы спешить не будем.
Гррау! Гррау! Гррау! Гррау!
Я стрелял, пока упыри не догадались, что нынче пища им не по зубам. Семь или восемь уцелевших полезли на склоны, двигаясь с паучьей ловкостью. |