Среди танцующих вдруг поднялся визг и вопль, в коем я различил голос любимой жены. Опрокинув стул, я вскочил и бросился на площадь, а за мной – капитан с полковником и старый археолог. Но спасательная экспедиция оказалась лишней, помощь ласточке была не нужна. Сбив партнера с ног – здоровенного парня, должен заметить, – и придавив коленом грудь, моя боевая подруга хлестала его по щекам и приговаривала:

    – Я тебе покажу «ай люлю»! Покажу, как под юбку лазить! Покажу, как прижиматься! Тоже петушок нашелся, руки распустил! Я тебе перышки почищу! Я тебе…

    Ручка у Анны тяжелая, била она наомашь, и парень уже вконец обалдел. Стоявшие вокруг поощряли русскую сеньору свистом, хохотом и криками: «Белиссимо, эрмана! Эсплендидо!» [13] Наконец оркестр грянул туш. Под эти знаки народного признания я отодрал свою супругу от распростертой жертвы.

    – Хватит, счастье мое, ты ему нос свернешь и зубы выбьешь. Хватит, солнышко!

    Но она барахталась в моих объятиях и рвалась в бой, норовя лягнуть обидчика. Тогда я напомнил:

    – Ты ведь леди, дорогая. Леди лежачих не бьют. Ни руками, ни ногами.

    Это ее вразумило. Она изволила вернуться к столу, выпила вина и, чтобы охладиться, съела две порции мороженого. Потом выслушала рассказ дона Луиса про галеон «Сан-Фелипе» и его сокровища и, пожелав нашим амигос буэнос ночес, отправилась наверх. Я поддерживал ласточку под локоток и любовался ее глазками – они сверкали боевым задором. Ко сну она отошла в прекрасном настроении, мурлыкая под нос старинный шлягер: «Уно, уно, дель моменто».

    Много ли нужно девушке для счастья?

    Облава

    Полковник Алехандро Кортес злился. Да что там злился – он просто был вне себя от бешенства! Свидетельством тому являлись усы, торчавшие вверх подобно пикам, глубокие морщины на лбу и хмурое выражение, не сходившее с его лица, пока наши джипы, кренясь на ухабах и урча моторами, пробирались к ущелью Сигуэнца. Причиной такого настроения полковника был приватный разговор, состоявшийся у нас ранним утром, еще до завтрака. Я сообщил, что знаю о закрытой зоне, о вилле «Эрмано Майор» в горах и о грозящих команданте неприятностях, назвав своим информатором дона Луиса. Впутывать в эту историю Аррубу было нельзя; человек он подневольный и за разглашение секретов мог остаться без погон. Это в лучшем случае, а в худшем и к стенке могли прислонить – кубинское правосудие напоминало наше эпохи диктатуры пролетариата. И потому мы договорились с археологом, что Арруба будет в стороне. Что до синьора Барьеги, то справиться с ним не сумели бы десять полковников и пять генералов; он был человеком гражданским и видной фигурой среди кубинской интеллигеции. Профессор – это вам не капитан! Капитана враз к ногтю прижмут, а о профессора зубы обломают! Что и было доказано неоднократно в прошлые и нынешние времена.

    Скрывать не буду, нравился мне дон Луис! Чем-то он напоминал магистра – может быть, житейской мудростью, – но был куда мягче и благожелательнее. И в том еще они сходились, что оба знали, для чего живут, и была в них твердая уверенность, что жизни их прошли не зря. Магистр уничтожал вампиров, профессор копался в тайнах истории… Вроде разные занятия, а суть одна: тот и другой – люди цели. Таких я уважаю.

    В общем, выложил я полковнику про виллу, а после предъявил претензии. Не дело скрывать от эксперта важную информацию! Тем более что эксперт из дружественной страны и за свои услуги валютный счет не выставляет! А посему – колись, усатый таракан!

    Пришлось Кортесу расколоться, и я узнал кое-какие детали: о том, что за охрана на гасиенде «Эрмано Майор» и где она точно расположена, в какие часы команданте гуляет в разбитом при вилле парке и кто при нем находится, кроме врача и санитаров.