Теперь оставалось интерпретировать туманные образы из «И Чинг» к конкретике собственной жизни. Макс Фербенкс ни при каких обстоятельствах не смог бы представить себя застенчивой молодухой, запуганной собственной свекровью. Но получалось, что каким-то образом он вступил в некие опасные отношения, подобные тем, в которые вступает невеста с семьей новоиспеченного мужа. Как только она принимает от него кольцо...

Нет. Этого не может быть.

Макс посмотрел на Книгу, затем на монеты, затем в окно, и в запотевшем стекле увидел собственную перекошенную физиономию.

Ограбление в «Н-Джой».

Грабитель, вернувшийся в дом в Каррпорте.

«Он знает, где я. Естественно, ведь все газеты пишут об этом. И он преследует меня, чтобы вернуть кольцо. Но он не получит его.– Макс взглянул на кольцо, вспыхивающее огоньками на его пальце. Ему явно было там покойно и уютно.– Оно – мое!».

Квартира в «Уотергейте». Он наверняка поджидает там.

«Возможно, я ошибаюсь,– попытался успокоить себя Макс.– Я еще не смотрел толкование девятки на второй позиции. Это может все изменить».

Макс перевернул страницу, прочитал два предложения, затем перечитал их и снова уставился в окно.

Все совпало, и сомнений не остается. Сначала Книга указала на него, потом – на ситуацию, в которой он оказался, следом – на человека, ставшего виновником этой ситуации. И вот, наконец,– на то, чем сейчас тот занят.

Девять на второй позиции означало:

Одноглазый человек способен видеть.

Уединение Сильнейшего будет нарушаться и далее.

«Он не оставит меня в покое!»

35

– Джон! Эй! Джон, проснись! Ну проснись же!

– И вовсе я не сплю,– пробормотал Дортмундер и открыл глаза, перед которыми предстала темная комната, слегка подсвеченная дежурным освещением.

Энди склонился над ним, все еще тормоша за плечо.

– Ты заснул, Джон.

– С чего ты взял? – Дортмундер сел, свесил ноги с кровати и огляделся. Кровать была широкая и мягкая. Его туфли аккуратно стояли на коричневом коврике. Комната была похожа на спальню в доме в Каррпорте.– Который час?

– Без четверти пять. Он до сих пор не появился, Джон.

– Уверен, что он приедет. Завтра, точнее уже сегодня, он дает показания в Конгрессе. Невозможно продинамить выступление в Конгрессе.

– Джон, уже без четверти пять утра. Хочешь кофе?

– Да.

– А позавтракать?

– Да.

Энди вышел, а Дортмундер, скрипя суставами, слез с кровати и отправился в ванную, где в шкафчике обнаружил новую зубную щетку и еще ряд всяких полезных вещей.

В квартире располагались две большие спальни с собственными санузлами, просторная гостиная, симпатичная компактная кухня, крохотная столовая и длинный холл, отделяющий спальни от гостиной. С балкона открывался вид на реку и Вирджиния-авеню. Обстановка напоминала дом в Каррпорте, за исключением того, что здесь отсутствовали антикварные вещи и всякие драгоценные безделушки, которые всегда так приятно оттягивают карманы случайному страннику. Мать твою, здесь вообще нечего было красть, если, конечно, у кого-то не возникло бы желания бродить по ночному «Уотергейту» с телевизором подмышкой.

По всей квартире горело дежурное освещение у плинтусов. Это было удобно: позволяло им беспрепятственно передвигаться по квартире и не вызвало бы подозрений у Фербенкса, когда тот приедет. Только этот сукин сын все не появлялся.

В столовой, как и везде, царил полумрак. Энди накрыл поляну на одном конце стола: тосты с джемом и маслом, апельсиновый сок, молоко и кофе.

– Неплохо выглядит,– заметил Дортмундер, садясь за стол.

– Там был еще «Чириос»,– поведал Энди,– но в нем завелись жучки.