Изменить размер шрифта - +
.. – Не о чем говорить, мой дорогой, – я вовсе не собирался давать перещеголять себя в любезности какому‑то портье. – В тех обстоятельствах это было вполне естественно. Ведь вы пережили огромное потрясение... – За стеклянной дверью отеля слышался дождь, и я заметил: – Об этом в прогнозе не было ни слова...

Он широко улыбнулся, словно не в тысячу первый раз слышал эту идиотскую остроту, после чего сказал как бы между прочим.

– Не самый подходящий вечер для вашей английской прогулки. – Меня это не беспокоит. Сегодня я иду в Зандам.

– В Зандам? – он скривился. – Сочувствую вам. Очевидно, он знал о Зандам много больше меня, и ничего удивительного, если учесть, что это название я выбрал наугад из плана города‑пару минут назад.

Я вышел на улицу. Дождь не дождь, а балаганчик по‑прежнему грохотал на полную мощность. Этим вечером в программе был Пуччини, терпевший страшный провал. Подойдя к шарманке, я на миг приостановился, не столько слушая музыку, говорить о музыке тут было трудно, – сколько приглядываясь украдкой к группе исхудалых и плохо одетых подростков – зрелищу довольно редкому в Амстердаме, где не особенно много сторонников голодной диеты, – которые стояли вокруг шарманки и казались погруженными в восторженный транс. Мои раздумья прервал скрипучий голос за спиной:

– Уважаемый господин любит музыку?

Я обернулся. Дед неуверенно улыбался мне.

– Прямо‑таки влюблен в музыку...

– Я тоже, я тоже... до конца...

Если учесть, что конец его был уже недалек, подобное признание звучало по меньшей мере опрометчиво. Я улыбнулся ему как один любитель музыки другому и пообещал:

– Буду думать сегодня о вас – я иду в оперу, – и кинул две монеты в банку, которая таинственным образом возникла перед моим носом.

– Уважаемый господин слишком добр...

Подозревая его в том, в чем подозревал, я подумал про себя то же самое, но милостиво улыбнулся, перешел через дорогу и кивнул портье. Благодаря какой‑то тайне, известной одним лишь портье, он буквально из ничего материализовал такси. Со словами: «В аэропорт Схипхол», – я сел в машину.

Мы двинулись. Но не одни. У первого светофора, в двадцати ярдах от отеля, я глянул через заднее окошко. Такси марки «Мерседес» в желтую полосу затормозило в двух машинах от нас. Обычно оно стояло неподалеку от отеля. Но это могло быть стечением обстоятельств. Загорелся зеленый, и мы направились к Виизельстраат. То же самое сделал «Мерседес».

Я коснулся плеча шофера:

– Остановите тут, мне надо купить сигарет. Он свернул к тротуару. За ним – «Мерседес».

– Стоп! – Мы затормозили. «Мерседес» тоже. Стечения обстоятельств, понятно, бывают всякие, но это уже было смешно.

Я вылез, подошел к «Мерседесу» и открыл дверцу. За рулем сидел маленький полный мужчина в выцветшем темно‑синем костюме, и выглядел он подозрительно.

– Добрый вечер. Вы свободны?

– Нет, – он смерил меня взглядом, пробуя придать себе вид лихой беззаботности, а потом нахального безразличия, но ни то ни другое не вышло.

– Так зачем же вы здесь остановились?

– А разве есть закон, запрещающий остановку, чтобы выкурить сигарету?

– Нет. Разве что вы не курите. Вам знакомо управление полиции на Марникстраат? – Внезапно угасание энтузиазма на его лице выразительно показало, что знакомо и даже слишком хорошо. – Советую вам явиться туда, спросить полковника де Графа или инспектора ван Гельдера и заявить им, что хотите предъявить иск Полю Шерману, отель «Рембрандт», номер шестьсот шестнадцать.

Быстрый переход