.. - вырвалось у Охоцкого.
Но он запнулся и замолчал.
- Так что же, знаете вы о нем что-нибудь? Уж не хотите ли вы сделать из
этого государственную тайну? - не отставал доктор.
В эту минуту вбежал Казимеж с криком:
- Доктор, с нашим барином что-то случилось! Скорее, скорее!
Шуман бросился на улицу, Охоцкий за ним. Они вскочили в пролетку и
галопом помчались к дому Жецкого.
Из подъезда навстречу им кинулся Марушевич с озабоченной физиономией.
- Представьте себе, - крикнул он доктору, - у меня к нему такое важное
дело... вопрос касается моей чести... а он взял да и помер!..
Доктор Шуман и Охоцкий, сопровождаемые Марушевичем, вошли в квартиру
Жецкого. В первой комнате уже находились Шлангбаум, советник Венгрович и
торговый агент Шпрот.
- Пил бы он брагу, - говорил Венгрович, - дожил бы до ста лет... А
так...
Шлангбаум, увидев Охоцкого, схватил его за руку и спросил:
- Вы обязательно хотите забрать на этой неделе свои деньги?
- Да.
- Почему так срочно?
- Потому что я уезжаю.
- Надолго?..
- Может быть, навсегда, - отрезал Охоцкий и вслед за доктором прошел в
комнату, где лежал покойник. За ними на цыпочках вошли остальные.
- Страшное дело! - сказал доктор. - Одни гибнут, другие уезжают... Кто
же в конце концов тут остается?
- Мы!.. - в один голос откликнулись Марушевич и Шлангбаум.
- Людей хватит... - добавил советник Венгрович.
- Да, хватит... Но пока что уходите-ка отсюда, господа! - крикнул
доктор.
Все с явным неудовольствием удалились в переднюю. Остались только Шуман
и Охоцкий.
- Присмотритесь к нему, - сказал доктор, указывая на умершего. - Это
последний романтик... Как они вымирают... как вымирают...
Он дернул себя за усы и отвернулся к окну.
Охоцкий взял уже похолодевшую руку Жецкого и наклонился над ним, словно
собираясь шепнуть ему что-то на ухо. Взгляд его упал на письмо Венгелека, до
половины высунувшееся из бокового кармана покойника. Он машинально прочел
написанные крупными буквами слова: "Non omnis moriar".
- Ты прав... - тихо сказал он как бы самому себе.
- Что, я прав? - спросил доктор. - Я давно это знаю.
Охоцкий молчал.
1890
|