|
Ни также в мире ином. – А в мир иной веруешь? – Да, сэр. – Не ожидают ли там тебя и тебе подобных адские муки? – Да минует меня такое наказание, сэр. – Но разве это не так же ясно, как то, что это вот полено обратится в пепел? Девушка не отвечает, только еще ниже опускает голову. Тем же ровным голосом мистер Бартоломью продолжает: – И не менее ясно, что тебе и на этом свете не уйти от адских мук – когда ты истаскаешься и тебя выставят из борделя. И кончишь ты жизнь простой сводней или скрюченной каргой в богадельне. Если к тому времени тебя не приберет французская болезнь. Или ты надеешься преуспеть, умножая свои грехи, и на склоне лет сделаться второй Клейборнихой? Тебя и это не спасет. Мистер Бартоломью выжидающе молчит. Но его слова остаются без ответа. – У тебя что, язык отнялся? – Мне мой промысел ненавистен, сэр. А промысел мистрис Клейборн тем паче. – Ну конечно, ты бы хотела стать добродетельной супругой. И чтобы за подол цеплялся целый выводок писклявых пострелят. – Я бесплодна, сэр. – Ну, Фанни, ты воистину бесценный клад. Девушка медленно поднимает глаза и ловит его взгляд. Она не столько оскорблена этими издевками, сколько озадачена и словно старается прочесть в лице хозяина то, что не поняла из его слов. И тут происходит еще более непонятное: ледяное лицо мистера Бартоломью озаряется улыбкой. Пусть не слишком сердечной, зато это именно улыбка, а не язвительная или глумливая ухмылка. Удивительнее всего, в ней заметно что то очень похожее на сочувствие. Чудеса на этом не кончаются: молодой человек делает три четыре шага, склоняется перед девушкой и на миг подносит ее руку к губам. Затем выпрямляется и, не отпуская ее руки, все с той же улыбкой всматривается в ее лицо. Сейчас обритый мистер Бартоломью и накрашенная Фанни напоминают фигуры с картины Ватто, изображающей галантные празднества – кавалера и даму в костюмах итальянской комедии масок. Вот разве что обстановка неподходящая. Так же неожиданно мистер Бартоломью выпускает руку девушки и возвращается в свое кресло. Девушка столбенеет. – Зачем вы это, сэр? – Разве вам неизвестно, зачем джентльмены целуют женщинам руки? Новая неожиданность – учтивое «вы» – окончательно подкосило девушку. Она, понурившись, качает головой. – За то, что вы для меня сделаете, моя агница, ничего не жаль. Изумленная девушка вновь заглядывает ему в глаза. – Что же я должна сделать, сэр? – Близ этих мест бьют те самые ключи, о коих я вам сказывал, что жду от них исцеления. Завтра мы свидимся с хранителями тех вод. В их власти приблизить исполнение сокровенных моих надежд. И я задумал в знак почтения принести им дар. Не деньги, не самоцветы – к этому добру они равнодушны. Даром этим станете вы, Фанни. – Мистер Бартоломью окидывает девушку внимательным взглядом. – Что вы на это скажете? – То, что велит мне долг, сэр. Что я обязалась повиноваться мистрис Клейборн и поклялась непременно воротиться. – Обязательство, данное черту, ни к чему не обязывает. – Может, оно и так, сэр, но с беглыми она обходится хуже черта. Иначе бы давно все разбежались. – Не вы ли минуту назад уверяли, что промысел этот вам ненавистен? Девушка чуть слышно бормочет: – Не сделаться бы себе еще ненавистнее. – Но когда мы с ней сговаривались, разве не велела она вам всеусердно мне угождать? – Так, сэр. Но чтобы угождать другим, о том и слова не было. – Я купил вас на три недели, ведь так? – Верно, сэр. – Стало быть, я вправе еще две недели удерживать вас себе на потребу. И я приказываю вам исполнить то, что мне потребно, – то, для чего я вас купил, и притом недешево. |
