Кто‑то с Фермы предложил организовать там для них общежитие. Никто ни на кого не давил, никто никого не убеждал – они могли перебраться туда, если хотели, и человек десять или чуть больше вскоре так и сделали. Потом к ним постепенно присоединились и другие. Выглядело это так, словно они начали понимать, как мало общего имеют с остальными жителями поселка, и, естественно, стали объединяться в группу себе подобных.
– Все это звучит довольно странно. А что по этому поводу думают в поселке? – спросил я.
– Некоторые, конечно, этого не одобряли, но скорее по привычке, чем по убеждению. Многие вздохнули с облегчением, избавившись от ответственности, которая их основательно пугала, хотя они в этом и не сознавались. Кое‑где между матерями и Детьми сохраняются хорошие отношения, они приходят домой и уходят, когда захотят. Но большинство Детей окончательно порвали с домом.
– Самое удивительное решение, о котором я когда‑либо слышал, – сказал я. – И что же они делают на Ферме?
– Прежде всего, как следует из названия, это школа. Кроме учителей, там есть медицинский персонал, психологи и тому подобное. Кроме того, к ним приезжают довольно известные преподаватели и читают лекции по различным предметам. Сначала там были классы, как в обычной школе, пока кому‑то не пришло в голову, что никакой необходимости в этом нет. Теперь каждый урок посещают один мальчик и одна девочка, а остальные просто узнают все, чему учат этих двоих. И вовсе не обязательно проводить одновременно только один урок. Шесть пар в одно и то же время изучают разные предметы, потом это как‑то сортируется внутри групп, и в итоге все всё усваивают.
– Боже мой, они же должны впитывать знания как губка – в таком объеме!
– Так и есть. И, похоже, некоторые учителя этого слегка пугаются.
– И вам все еще удается держать их существование в тайне?
– В общем, да. С прессой у нас взаимопонимание, да и – с их точки зрения – вся эта история уже не представляет такого интереса, как вначале. Ну а в ближайших окрестностях пришлось провести кое‑какую работу. Репутация Мидвича в глазах соседей никогда не была отменной, а с нашей помощью она стала еще хуже. Как уверяет меня Зеллаби, теперь все в округе считают Мидвич чем‑то вроде сумасшедшего дома без ограды. Всем известно, что каждый здесь пострадал от Потерянного дня; Детей считают умственно отсталыми – и поэтому гуманное правительство сочло необходимым открыть для них специальную школу. Конечно, иногда возникают и правдивые слухи, но их не воспринимают всерьез, и на мнение окружающих они не влияют.
– Должно быть, – сказал я, – все это потребовало от вас немалых усилий. Но одного я никак не могу понять – зачем вы продолжаете так заботиться о сохранении тайны? Сразу после Потерянного дня – понятно. Некий объект совершил посадку, и это имело к вам непосредственное отношение. Но сейчас?.. Вся эта забота о том, чтобы скрыть информацию о Детях… Странная организация на Ферме… Да и специальная школа такого рода не может обходиться в несколько фунтов в год.
– Ты не допускаешь, что Департамент социального обеспечения проявляет столько заботы просто из чувства долга? – предположил Бернард.
– Перестань, Бернард, – сказал я.
Но он не перестал. Продолжая рассказывать о Детях и положении дел в Мидвиче, он тем не менее избегал ответа на мой вопрос.
Мы пообедали в Трейне и приехали в Мидвич в начале третьего. Вокруг почти ничего не изменилось. Казалось, что с тех пор, как я был здесь в последний раз, прошла всего неделя, а не восемь лет. На лужайке возле мэрии, где должно было проходить дознание, уже собралась толпа.
– Похоже, – сказал Бернард, припарковывая машину, – что тебе придется отложить свои визиты. |