|
Вычинившемуся судну в Потерпелицах, как и всем другим, идущим либо на город Тихвин, либо на город Вытегру, дорога известная: из реки в реку либо в маленькое озеро, из канала в реку и из реки в канал Ладожский, соединенный под городом Шлиссельбургом с Невою. Больших озер эти системы не любят и их обходят. Для Мариинской обошли вырытым каналом Белоозеро, Онего и Ладогу; для Тихвинской — Ладогу; для Вышневолоцкой — каналами Вишерским и Сиверсовым озеро Ильмень и опять неотразимое для всех озеро Ладожское, дающее исток в море многоводному рукаву своему, получившему имя Невы-реки. На Неве, под Смольным, Калашниковская пристань, на стрелке Большой и Малой Невы — купеческая биржа и мелкие корабли; под Кронштадтом крупные морские корабли. Здесь-то и на них, на руках биржевых дрягилей и поденщиков, кончаются похождения нашего земляка — куля с хлебом
Глава XIII На малохлебье и бесхлебье
Невольно задаешься вопросом: кто собрал на пристани эти массы шумливых рабочих, кто согнул эти спины и подставил их под тяжелые девятипудовые кули с хлебом? Кто заставил ухватиться за неуклюжие барочные потеси и словно привязал тут на целые недели и увел на барках всех этих трудолюбивых людей за целые сотни верст от родных деревень? — Голод. Кто на этом берегу, по полю, водит за собой тех, которые остались дома и не пошли в бурлаки, и творит чудо: превращает прирожденную человеческую лень в бодрое и живое дело, в неустанный труд? — Голод. Кто наблюдает за тем, чтобы в холодные дождливые осенние дни барочный рабочий не выпускал из рук весел? Кто подкладывает хворост под костер, пособляет варить очень невкусную пищу, сидит над заснувшим рабочим на сырой земле, под дождем и дырявым армяком? Кто сторожит его в темную ночь, чтобы не сбежал он в отчаянии на теплую деревенскую печь, где валяться и нежиться столь приятно, но где все, что было припасено, уже съедено? — Опять-таки все тот же голод — самый ретивый десятский, настойчивый и неотвязчивый сборщик, самый внимательный и осторожный дозорщик, и притом таких разнородных свойств и харак- тера, что вглядеться в него пристальнее и ознакомиться с ниь покороче очень интересно. Для нас, впрочем, это даже и необходимо, так как беседу ведем мы о том, для чего путешествует с юга на север наш хлебный куль и что придумано против голода, чем смело и верно борются с ним. Он и благодетель, да он же и злодей. Голод подучает совершать преступления, доводит не только до отчаяния, но и до безумия; заглушает в людях голос совести и всякий стыд и наталкивает иногда на такие злодейства, от одного представления которых волос поднимается на голове. Таким образом, голод, живя на свете под двумя личинами, благодетеля и злодея, в первом случае велит распознавать в себе простое ощущение испытываемое при неимении необходимой пищи, вызывающее позыв к еде, во втором случае голод — мучительная страшная болезнь порождаемая совершенным отсутствием пищи и невозможностьк удовлетворить пустой и страдающий желудок. В личине первого он является даже милым гостем, на первых же порах возбуждая приятные впечатления и ощущения, называемые аппетитом. Чувстве сильного аппетита есть даже наслаждение. Если оно быстро затем переходит в положительное страдание, то тем не менее стоит поесть: стоит испытать в это время сильную радость или даже сильное горе; еще проще напиться воды: страдание ослабеет, неприятное чувстве голодания притупится. За утолением же голода и настоящей сытостью, как всем известно, снова наступают самые приятные ощущения со множеством благодетельных последствий. Раздражительность голодающего человека после принятой пищи сменяется чувством довольства. На место неприятного возбуждения, когда малейший шум невыносим и даже постороннее прикосновение нестерпимо, наступает такое состояние духа, при котором все кажется в лучшем розовом цвете, являются желания делать другим приятное, и даже злые и недоброжелательные люди успевают иногда в это время сделать добро. |
