В конце путешествия он казался разочарованным. Потому что увидел, что они снова прибыли в город, причём не лучший, чем тот, который только что покинули, разве что этот был теснее и больше завален снегом.

И место, где они остановились, выглядело немногим лучше, чем дом на Теодорштрассе: каждому выделили крошечный номер в обычной многоэтажке с видом на такую же многоэтажку.

Однако вскоре после прибытия Андреа постучалась к Маравану и предложила ему вылазку. Они поехали в южном направлении, через долину, и остановились в городе под названием Малойя.

— Ещё немножко — и ты увидел бы пальмы, — сказала Андреа Маравану.

— Тогда поехали, — предложил Мараван почти серьёзно.

Андреа рассмеялась и пошла вперёд.

Вскоре дорога, вокруг которой громоздились сугробы снега, стала совсем узкой. Мараван скользил в своих неуклюжих резиновых сапогах, с трудом поспевая за Андреа. Он купил их в том самом дешёвом универмаге, где брал всё, что не имело отношения к кухне. Слишком тесные брюки он заправил в голенища, что, конечно же, выглядело смешно. Однако тамилец мог только догадываться, как он смотрится со стороны: ведь в его комнате не было зеркала, где бы он мог увидеть себя в полный рост.

На выстроившихся вдоль дороги елях лежали белые шапки. То там, то здесь падали с ветвей тяжёлые комья, вслед за которыми струились сверкающие потоки снежинок. Мараван слышал только скрип снега под сапогами. Когда оба в первый раз остановились, лес погрузился в тишину, которая будто поглощала всё и с каждой минутой распространялась всё дальше.

Никогда ещё Мараван не осознавал с такой ясностью, сколько ненужных и слишком громких звуков переполняло его жизнь. Разговоры домашних за столом, автомобильные сигналы на улице, ветер в зарослях пальм, прибой Индийского океана, взрывы гражданской войны, дребезжание посуды на кухне, монотонное пение в храме, трамвайные гудки, гул улицы, наконец, болтовня его собственных мыслей.

Эта тишина походила на драгоценный камень, на сокровище, о котором он мог только мечтать.

— В чём дело? — толкнула его Андреа. — Ты идёшь?

— Тссс… — Мараван прижал палец к губам.

Но тишины больше не было, она скрылась в лесу, как испуганное животное.

Андреа винила себя в том, что вытащила сюда Маравана. Она видела, как ему неуютно. Он чувствовал себя на снегу, как кошка под дождём.

Тамилец не вписывался в этот ландшафт. Андреа вспоминала, как ловко сидел на нём саронг, с какой элегантностью носил он поварской передник и колпак. Сейчас, в бесформенной куртке и надвинутой на уши меховой шапке, он выглядел неестественно, словно зверь в зоопарке.

Но болезненнее всего Андреа переживала другое: она заметила, что Мараван и сам понимает всё это. И он сознательно идёт на унижения так же, как согласился однажды зарабатывать деньги, занимаясь грязным, на его взгляд, делом.

Андреа не показывала, как много ей известно о нём. Чем дольше они работали вместе, тем больше она убеждалась, что тамилец в неё влюблён. То, что она называла про себя «тот случай», он воспринял слишком серьёзно. Девушка видела, что Мараван всё ещё не теряет надежды уговорить её ещё на один раз, а может, и не на один.

И с тех самых пор, как Андреа поняла всё это, она начала дистанцироваться от Маравана. Во избежание недоразумений она отказалась от доверительных дружеских разговоров. Разумеется, Андреа обращалась с ним по-прежнему приветливо и непринуждённо, однако чувствовала, что, хотя её холодность причиняет ему боль, ясность в их отношениях, несомненно, идёт на пользу их общему делу.

Однако с появлением Македы ситуация осложнилась. Мараван демонстрировал все признаки ревности. Андреа было жаль тамильца, но облегчить его положения она не могла.